Николай Михайлович Амосов был, как часто в таких случаях говорят, «человек эпохи Возрождения». И это сущая правда. Не только потому что он пытался постичь жизнь во всем ее многообразии, был хирургом, писателем, философом, изобретателем и инженером. Но именно потому что он как настоящий человек эпохи Возрождения был прежде всего инженером, а потом уже все остальное.

У него был инженерный ум, и всякую задачу, медицинскую в том числе, он решал как инженер. И к собственному здоровью относился именно так: человек, полагал он, сложно устроенный механизм, нужно понять, как он работает, почему «ломается». И нужно постоянно держать его «в работе», механизм не терпит простоя.

В Киеве он прожил вторую половину жизни, но сам говорил, что это было самое  счастливое и плодотворное время. В Киеве он создал Институт, здесь он начал писать, в Киеве родилась его дочь, которую он любил больше всего на свете, в Киеве к нему пришла всемирная слава. Наконец, именно в Киеве он стал «человеком города»: его считали «учителем жизни», его знали в лицо, узнавали на улицах. Здесь он умер, и его именем назвали улицу – ту, на которой он построил Институт.

А родился он 6 декабря 1913 года в северной деревне под Череповцом. Мать была акушеркой, отец ушел на первую мировую и в семью уже не вернулся. Жили, как он писал потом, скудно: «бабушка научила молиться, крестьянское хозяйство – работать, а одиночество – читать книги». Закончил механический техникум в Череповце и стал механиком. В 1935-м поступил в мединститут в Архангельске, за один год закончил два курса, в 1939-м получил диплом «с отличием», хотел заниматься физиологией, но места в аспирантуре были только по хирургии. Параллельно он учился «на инженера» и для этого диплома делал проект большого аэроплана с паровой турбиной. Надеялся, что его «примут к производству». Не приняли, но дали еще один «диплом с отличием».

В начале войны, летом 1941-го, был назначен ведущим хирургом в Полевой Подвижной Госпиталь, так называемый «ППГ-22-66 на конной тяге». 22 – это 22 лошади. Врачей – 5 человек, госпиталь был рассчитан на 200 раненных. Он проработал там всю войну. После войны попал в Брянск, а уж затем – в Киев.

Николай Амосов: «Сначала все не нравилось: квартира – одна комната, хирургия бедная, работал в двух местах, больных мало, помощники ленивые. Очень тосковал, ездил в Брянск оперировать. Постепенно проблемы разрешились. В марте 1953-го защитил диссертацию. С малым перевесом голосов, но все же выбрали на кафедру в Мединституте. Здесь была новая клиника, сложные больные, выступления на обществе хирургов. Двое помощников приехали из Брянска. Квартиру улучшили. Работа пошла».

Хирург

Геннадий Кнышов, директор Национального института сердечно-сосудистой хирургии им. Н.М. Амосова (1988-2015): Как работалось с Амосовым? Интересно, но трудно и ответственно. По своей натуре он был независимым, не преклонялся ни перед какими авторитетами. У Николая Михайловича была интуиция, знания и гражданская смелость. В то время он создал аппарат искусственного кровообращения, с помощью коего было выполнено более 20 тысяч операций на сердце. Применялись также новые методики операций, создавались новые искусственные клапаны сердца. Клиника стала ведущей в Советском Союзе. По количеству операций мы опередили все больницы Москвы, вместе взятые. Это было нашей гордостью, а для Белокаменной — предметом зависти. Да и сейчас наш институт выполняет больше операций, чем ведущий Институт им. А. Бакулева в России (более 5 тысяч операций в год).

Анатолий Борсюк, журналист: Впервые я снимал Амосова еще в далеком 1974-м, и хорошо помнил все эти леденящие душу предупреждения сотрудников о его крутом нраве, требовательности и бескомпромиссности в работе. Да я и сам видел, как во время очередной операции на сердце он кричал и в ярости бросал об кафельный пол не тот или не вовремя поданный ему хирургический инструмент. Зрелище, я вам скажу, не для слабонервных!.. Его боялись ужасно! Но в то же время безумно любили и столь же безумно им гордились. Больные, кстати, тоже.

Очень важной для него оказалась поездка на хирургический конгресс в Мексику в  1957 году. Там он увидел аппарат искусственного кровообращения (АИК), который позволял делать сложнейшие операции на сердце. Амосов решил непременно сделать такой же. Вернувшись в Киев, засел за эскизы, справился за неделю, аппарат изготовили за два месяца. В начале 1958 года уже пробовали выключать сердце на собаке, а в конце года рискнули перейти на человека. Только третий больной перенес операцию в апреле 1960 года. И с тех пор в его клинике операции на патологиях сердца стали делать регулярно, «поставили на поток». И с этого началась его «кибернетика»:  сначала это была лаборатория для отработки операций с АИК, потом присоединили физиологические исследования сердца с участием инженеров и математиков. В Институте кибернетики «под него» создают специальный отдел биокибернетики. Позже он записывал, что в процессе работы «коллектива энтузиастов» «сформировались такие направления в развитии идей, которые зародились еще в Череповце. 1. Регулирующие Системы организма – от химии крови, через эндокринную и нервную системы до коры мозга. 2. Механизмы Разума и Искусственный Интеллект (ИИ) 3. Психология и модели личности. 4. Социология и модели общества. 5. Глобальные проблемы человечества».

Вот эти «Глобальные проблемы человечества» исключительно характерная вещь. И для Амосова в частности, и для общего духа 60-х.

Писатель

Николай Амосов: «Однажды осенью 1962 года, после смерти при операции больной девочки, было очень скверно на душе. Хотелось напиться и кому-нибудь пожаловаться. Сел и описал этот день. Долго правил рукопись. Выжидал. Сомневался. Через месяц прочитал приятелю-писателю Дольду-Михайлику . Потом другу-хирургу, еще кому-то. Всем очень нравилось. Так возник ” Первый день” в будущей книге “Мысли и сердце”. Дольд помог напечатать в журнале в Киеве. Перепечатали в “Науке и жизни”. Потом издали книжечкой. Потом – “Роман-газета”. И еще, и еще. Все вместе: большой успех. Писатель Сент-Джордж, американец русского происхождения, перевел на английский. С него – почти на все европейские языки. В общей сложности издавали больше тридцати раз. Правда, денег платили мало: Союз не подписал конвенции о защите авторских прав. Знаменитым – стал, богатым – нет».

Его легендарные для всех киевлян утренние пробежки (в 1970-х в Киеве «по Амосову» бегал каждый третий) начались довольно неожиданно. Жена взяла собаку, доберман-пинчера Чари. Амосов привык всякое время «использовать рационально», время прогулок с собакой – тоже.

Николай Амосов: «Первобытный человек шагом почти не ходил, а бегал, как и все звери. На шаг его перевела цивилизация. Те отличные резервы, которые создала природа в человеке, запрограммированы в нас очень хитро. Резервы существуют только до тех пор, пока человек максимально их использует, упражняет. Но как только упражнения прекращаются, резервы тают. Это давно известно. Попробуйте уложить здорового человека на месяц в постель, так, чтобы он ни на секунду не вставал, — получите инвалида, разучившегося ходить. Полмесяца потребуется, чтобы поставить его на ноги и унять страшное сердцебиение.

… Физкультура для меня – одна из основ жизни. Придется рассказать историю. В раннем детстве я рос один и “программы” физического развития не отработал. Труд в хозяйстве прибавил силы, но не дал ловкости: плавать, танцевать и ездить на велосипеде не научился. С уроков физкультуры сбегал в школе и в институте. Но всегда был здоров. На войне впервые был приступ радикулита, потом он часто повторялся, возможно, от длительных операций. В 1954 стало совсем плохо: на рентгене определились изменения в позвонках. Тогда я и разработал свою гимнастику: 10 упражнений, каждое по 100 движений. Это помогло. Чари добавила утренние пробежки. Система дополнилась ограничениями в еде: строго удерживал вес не более 54 кг. Продумал физиологию здоровья и получился “Режим ограничений и нагрузок” – любимая тема для публики».

Борьба со старостью

Его разум не желал мириться со старостью и немощью. Человек механизма, а не организма, он полагал, что все детали можно отладить. В 79 лет, с кардиостимулятором  он начинает новый эксперимент. Вместо уменьшения физических нагрузок он решает их увеличить в три раза. Мало того, он говорит, что пульс надо доводить до 140 ударов и выше, иначе занятия непродуктивны. Смысл его эксперимента в следующем: старение снижает работоспособность, мышцы расслабляются, это сокращает подвижность и усугубляет старение. Чтобы разорвать порочный круг, нужно заставить себя очень много двигаться. Амосов подсчитал, что для этого нужно выполнять 3000 движений, из которых половина с гантелями, плюс 5 км бега. Так начался эксперимент по преодолению старости. В первые полгода он почувствовал себя моложе лет на десять, давление нормализовалось. Но в 1995-м все вернулось, сердце стало сбоить (все же организм не механизм!). Немецкие врачи ставят ему искусственный клапан и два аорто-коронарных шунта. После чего он продолжает эксперимент над собой. У него была ясная цель: установить пределы компенсаторных возможностей организма-механизма. Итак: сначала легкая гимнастика, потом 1000 движений, а затем и вся нагрузка в полном объеме. И так изо дня в день, 360 дней в году без выходных, без поблажек.

Николай Амосов: «Я думаю, что единственный способ пережить старение более или менее благополучно – это продолжать активно работать, поддерживать активную деятельность. Даже если ты знаешь, умом соображаешь, что эта твоя деятельность является просто-напросто тебе для самоуспокоения, для того, чтобы ты был при деле – все равно надо это делать! Потому что как только человек – стареющий человек – откажется от какой-то активной деятельности, ссылаясь, мол, я уже старый, мне уже все равно, вот тут он и пропал. Готовиться надо в том отношении, что нужно обязательно искать точку приложения своих сил к чему-то и заранее готовить какие-то … плацдармы, на которых ты можешь еще что-то делать. Вот я занимаюсь всякими философскими проблемами – я же ведь не заблуждаюсь, что кому-то эти проблемы нужны, господи, боже мой! И чего я кому могу рассказать – я ж не дурак, в конце концов. Но мне это интересно, я при деле. Поэтому я после 85-ти лет включился в Интернет. … Чего ж я занимаюсь этим всем, чего я истязаю себя с гирями, да со всякой всячиной! Так сказать, своим экспериментом. Вот я ведь испытал, когда после 80-ти лет почувствовал, что мне стало тяжело ходить. Тяжело ходить… Вот тогда, шесть лет назад, я и придумал этот эксперимент и увеличил свою физическую нагрузку в три раза. Довел ее до трех, до четырех часов с гантелями. Но, к сожалению, меня подвело то, что у меня уже тогда было больное сердце, у меня уже тогда был стимулятор, и тогда был порок сердца. И я вижу, что я опять хожу плохо. Ну, что, думаю, видно уж теперь ничего не сделаешь. В конце концов, я уже устал, и вообще мне на это наплевать, ведь умирать не страшно. Но потом я решил: «Так, а что? Может, еще надо, может, еще разок? А может, сделать еще заход?». И вот, буквально четыре месяца назад, я опять превозмог себя и решил продолжить эксперимент. И снова увеличил физкультуру, и снова начал бегать, и снова начал тягать гири тысячу раз, эти самые, пятикилограммовые. И старость опять отступила. Не настолько, как по первому заходу, но опять отступила. Вот таким образом эксперимент продолжается, и мне это очень интересно!.. » (интервью 1999 года).

Алена Сибирякова, журналист, политтехнолог: Я родилась на углу улиц Франка и Богдана Хмельницкого, раньше – Ленина. Напротив окон моего дома был дом, где он жил. Подъезд рядом с известным букинистическим магазином. По этой улице я ходила в школу, каждое утро видела, как он выбегал из подъезда в своей серой шапочке, спортивном костюме и буквально, на практике, собой доказывал свою теорию. Это были первые детские впечатления, потом пришло знание: «О, это же великий Амосов, тот самый».

Второй фрагмент: я пришла работать на телевидение, первая съемка, которую делала, была в институте Амосова. Амосов уже был не у дел, но все еще присутствовал в своем институте, был с ним очень близок. Судьба меня свела с учеником Амосова, Виталием Борисовичем Максименко. Он был одним из восьми (так он мне тогда сказал) украинских перфузиологов. Когда человеку делают операции на сердце, подключают инженерную систему кровообращения, этим занимаются перфузиологи. Виталий Борисович называл себя учеником Амосова, много рассказывал об Амосове, и влюбил меня в него.

Третий: я попросила Виталия Борисовича познакомить меня с Амосовым. И мы пришли к Амосову домой. Дома был угасающий гений и его дочка. Спустя несколько месяцев я узнала, что он ушел из жизни. Максименко рассказал мне о Николае Михайловиче Амосове: о призвании мужчин и женщин в этой жизни. Круг интересов Амосова был очень широк, в том числе он интересовался и моделированием мозговой деятельности. Исследования проводил на базе своего института, некое анкетирование среди больных: о восприятии счастья у мужчин и женщин. Выяснилось, что чувство удовлетворенности и счастья у мужчин и женщин отличаются. У мужчин есть один доминирующий признак счастья, а у женщин их целых три. У мужчин это всегда – социальная реализация. А у женщин это – социальная реализация, дети, любовь (причем любовь, не имеющая отношения к семье). Амосов не просто собрал информацию, он сделал на ее основе прагматичный вывод. Он понял, отчего женщины живут дольше: у них есть вариативность, выбор, они гибче. Мужчинам труднее в отсутствии выбора. Наверняка Амосов делал и другие исследования,  решал другие вопросы, он совершенно такой – бездонный.

Киевские адреса

С 1971 года он жил на улице Богдана Хмельницкого, 42,  из этого дома каждое утро спускался по Франка в старый Ботанический и бегал там в любую погоду. На этом доме сейчас мемориальная доска, и вторая – на институте его имени, на Соломенке: ул. Амосова, 2.

Он умер 12 декабря 2002 года, похоронен на Байковом кладбище, участок 52а.