«Я – человек заурядный, – настаивал он в год своего 60-летия, – и моя лирика – это лирика заурядного человека: не Бог весть какого довольно типичного русского эмигранта.

Другое дело, я совершенно в том уверен, что любое жизненное явление, в том числе и заурядное бытие, может быть выражено на высоком лирическом уровне.»

Так говорил один из самых значительных русских поэтов конца XX – начала XXI века.

Тихий русский эмигрант Лев Лифшиц (1937-2009), снискавший известность под своевольно принятой фамилией Лосев, был событием в истории русской словесности насколько же крупным, насколько и – вопреки терпеливо культивируемому самовосприятию – нетипичным.

После смерти своего друга Иосифа Бродского преподаватель литературы в Дартмутском колледже Лев Лосев стал, как пишет один из мемуаристов, первым русским поэтом Америки. Как-то очень естественно стал, никогда не претендовав на этот статус, напротив того, он как будто сознательно выбирал вторичные роли Более того, он и стихи начал писать всерьёз (притом – сразу сильные и зрелые) в возрасте нетипично позднем – и символическом: тридцати семи лет (до этого успев сделать для русской поэзии много важного: он первым опубликовал стихи Бродского – в журнале «Костёр», где проработал 13 лет и где благодаря ему, кроме будущего нобелиата, дебютировали Евгений Рейн, Михаил Еремин, Владимир Уфлянд, Александр Шарымов). В возрасте, в котором, как принято думать, поэты часто умирают, поэт Лосев только родился. Поздно начав, прожив не очень большую жизнь, не торопясь, не преодолевая себя, он успел всё самое существенное – и по большому счету. Ну и, наконец, не слишком типично соединение в одном лице поэта первого ряда – и филолога-профессионала с жестким, ясным, критичным, скептичным и независимым умом. В Лосеве они не вытесняли друг друга. Кажется, даже не спорили. Просто говорили о мире разными языками.

Сборник памяти поэта, выпущенный «Новым литературным обозрением», хорош тем, что позволяет увидеть разные стороны, разные стилистические регистры и его личности, и восприятия Лосева его окружением. Собственных лосевских стихов здесь (кроме цитат, конечно) нет, и поэтому лучшим параллельным чтением к этой книге (как, может быть, не каждому известно, книги нуждаются в параллельных чтениях, им требуется – для объёмности – смысловая среда) будут именно они. Зато – кроме воспоминаний – есть стихи, посвящённые ему, дневниковые записи Лосева середины 1970-х, его статья о влиянии культурной изоляции на язык писателей-эмигрантов – и, что самое интересное, блок исследований, посвящённых Лосеву как явлению поэтической и филологической мысли. Да, именно мысли, хотя на вопрос о том, что такое поэзия, сдержанный Лосев отвечал: «Игра» – и говорил правду.

Проживший жизнь между игрой и смертью, Лосев прежде всего был Homo liber – человек свободный, как определяет в «Этике» этот вид человека Спиноза: «Свободный человек менее всего думает о смерти, а мудрость его основана на размышлении о жизни, а не о смерти».

Текст: Ольга Балла

Лифшиц / Лосев / Loseff: Сборник памяти Льва Лосева / Под  редакцией М. Гронас и Б. Шерра. – М.: Новое литературное обозрение, 2017.