Хороший политический писатель и культовый блогер Иван Давыдов издал книгу стихов под названием «Сны путешествующего по родине» . Предисловие к стихам написал другой хороший писатель и культовый блогер Роман Лейбов, который сходу признается, что не понимает, к чему предисловия к стихам:  они «не электроприборы и не лекарства, они не нуждаются в инструкциях и описаниях побочных эффектов». Предисловие, тем не менее, написано, даже при том, что называется это «Вместо предисловия».

Где-то в середине квазипредисловия автор его все же признается, что для читателей, «давно уже вылавливающих в мутной воде социальных сетей» тексты Ивана Давыдова, такое представление избыточно. Однако подозреваем, что для большей части читателей «Iншого Києва», которые не столь внимательно следят за российской журналистикой и пока еще не в курсе прекрасной и удивительной жизни котов Романа, Алекса и Анатолия, такое представление необходимо.

И тогда вот:

Роман Лейбов: Ученый филолог, конечно, много лет спустя, когда мы все умрем, и пыль уляжется, и прошлое станет кристально ясным в перспективе еще не наступившего для нас будущего, этот филолог сможет сказать правильные слова о месте, которое эти стихи занимают на большой карте поэзии. Не претендуя на лавры еще не рожденного коллеги, рискну предположить, что там будут слова о возвращении лирической поэмы (стыдливо маскирующейся под циклы), о преодолении тотальной иронии обращением к чистым видам пафоса, о Бродском и Маяковском, о рифме как залоге безошибочности выбора слов, о бескомпромиссной реабилитации голоса лирического героя на фоне всеобщей «проблематизации субъектности» и «диверсификации точек зрения».

…

Шевеление губ, движение одинокого поэтического голоса, явление слова совершается внутри этой вот вселенной, среди ночи и зимы, под снегом и ветром, в пространстве между городом эМ и городом Пэ, ценой ощутимого почти физически усилия, работы. Которая (возвращаясь к теме поэтических традиций) вполне закономерно описывается как результат счастливого, хотя порой и болезненного для поэта (помните: сперва легкие операции по коррекции зрения и слуха, потом гораздо более травматические — по трансплантации органов речи и кровообращения?) сотрудничества с силами, находящимися уже решительно за гранью компетенции ученых филологов:
Аккуратно — не зля —
Надлежит сказать ему:
Все не зря. Одно только зря —
Зря он сам построил себе тюрьму и себя посадил в тюрьму.
И что дверь
На самом деле не заперта.
Пусть он выйдет во двор,
Имярек,
Дойдет до реки.
Пусть посмотрит на снег,
Постоит у моста,
Покормит ветер с руки
И вернется, чтоб ставить слова на свои места.

Иван Давыдов. Сны путешествующего по родине. – М.: ОГИ, 2019

Краденые заклинания

1

Если на сердце пыльно,

Дождись дождя.

Вспомни то, что больно,

Тех, которые плакали, уходя,

То, как смотрят в глаза звери,

Еще – про повадки богов сторуких,

То, зачем зажигают зори,

То, о чем говорят старухи.

2

Ведь мы, – говорят, – ведьмы,

Толк понимаем в метлах.

А ты, – говорят, – видимо

Найдешь свое среди мертвых.

Мы, – говорят, – корни,

Мерзлой земли комья,

Мы, – говорят, – камни,

А ты, – говорят, – помни:

Шутке их не улыбнись

И не вкушай их снедь, –

Успеешь еще вниз,

Успеешь еще в смерть.

Но можешь сшивать лоскуты их снов,

Вслушиваться в их шепот.

Мертвые знают что-то

Про тайное право слов.

В поселениях ада,

Где выгорела трава,

Быстро учат, как надо

Цеплять слова за слова.

Учись у мертвых и трав –

К нам травы растут сквозь них –

Умения их украв,

Еще один сложишь стих.

Потом расплатишься – тьмой,

Поселится тьма в глазах,

Если придешь домой,

Если дойдешь назад.

3

Жизнь – полоса белая и еще полоса белая,

На зеркальце карманном кредиткой деланая.

Душа моя бедная, душа моя беглая,

Зачем покидать собралась ты тело мое?

Злая моя, дерганая, несытая,

Мытая дождями, дождями штопаная,

Мною не раз без причины битая,

Мною же в грязь осеннюю втоптанная,

Зачем же рвешься туда, где нежить,

Где тьма последняя и страшная самая.

Или не умею я тебя нежить?

Или мало любил я тебя, душа моя?

4

Оно бы, конечно, нам бы не в хлам бы

На крестинах у государыни бомбы,

Ну да ладно, что уж, гасите лампы,

Поползем в катакомбы.

А там, говорят, темь,

Ночь сожрала день.

Ночь дожирает тех,

Кто жмется около стен.

И мне бы шептать там молитвы сквозь зубы сжатые,

Мне бы страх свой прятать в их зауми,

Только вот глаза у меня, понимаешь, жадные.

Все время хотят тебя видеть глаза мои