Киевский пантеон: Леонид Киселев

Кроме большого национального канона во всякой литературе существуют  «местные пантеоны», и рано умерший Леонид Киселев, безусловно, – первый из «местночтимых киевских гениев».

Он слишком рано начал: его детские стихи появились в «Новом мире» Александра Твардовского, – Леонид Киселев был единственным школьником, чей поэтический дебют состоялся в самом статусном советском журнале.

И он слишком рано ушел: в 16 лет ему поставили диагноз – лейкемия, и в 22 года его не стало. Сегодня трудно судить, каким он мог бы стать поэтом: в 22 многие лишь начинают, а первые стихи подростков, как правило, подражательны. Стихи Леонида Киселева оригинальны, непосредственны и простодушны, отчасти это у него возрастное, отчасти – поколенческое. Он –  «шестидесятник», и его стихи несут на себе печать «оттепельной» риторики, они энтузиастичны и обаятельны, они наивны и они легки. «Шестидесятники» были первым поэтическим поколением, выросшим в «разреженном воздухе» советской хрестоматии, отсюда их доступность и «массовость». Для поколения 60-х поэзия была «главным из искусств», поэты собирали стадионы, и Киселев был обречен стать народным любимцем.

К несчастью, он не успел стать большим поэтом, но без его стихов ныне не обходится ни одна киевская антология. Он ушел «красивым, двадцатидвухлетним», и моментально стал городской легендой Киева 1960-х. Киев в его стихах предстает удивительно домашним и узнаваемым: с весенними ливнями, подольскими трамваями, с немецкими овчарками, разгуливающими по улице Артема. С хрестоматийной на сегодняшний день «красной Лаврой на фоне рассвета и черной Лаврой на фоне заката». Для многих киевлян эти стихи стали первыми прочитанными в детстве городскими стихами. Они были «приписаны» героине знаменитой детской книжки «Девочка и птицелет».

Отец поэта, популярный писатель Владимир Киселев написал книжку, героиня которой – семиклассница Оля Алексеева удивительно напоминала его старшего сына: она сочиняла стихи, она была мечтательна и смешлива, она обожала гулять по Киеву, а ее любимым поэтом был Тарас Шевченко. Книгу предварял эпиграф: «Все, что происходит с человеком после четырнадцати лет, – не имеет большого значения».

Я хорошо себя веду
По улице Артема,
У всех прохожих на виду
Иду довольно ровно.

Чуть-чуть кружится голова,
И на ветру мне жарко,
Но я же не поцеловал
Немецкую овчарку!

И не обнял я старый дуб,
Лишь поклонился скромно.
Я хорошо себя веду
По улице Артема.
1959

***

Удивительно длинный ливень,
Который всех уже разозлил.
У деревьев мокрые гривы,
А на Днепре весенний разлив.

И за мостом Пешеходным сразу
Вместо асфальта течет река.
С проводов телефонных наземь
Не успевают капли стекать.

Это, наверное, так и надо —
Простор, сжимающий, как тиски,
Вместо буфета и биллиардной —
Чистая синева реки.

Шаг – и ты покидаешь несмело
Асфальтированную твердь.
Наши рубашки прилипли к телу,
Каждому ближе своя теперь.
1963

***

Дарница вскрикнет испуганной птицей,
В белых днепровских песках притаится.
Ночь наступает великим потоком –
Словно орда подступает с Востока.
Пляшет в степи половецкое знамя –
Сосен и дюн коллективная память.
Хрипло и грозно горланят татары –
Белых массивов ночные кошмары…

Полночь клубилась, и полночью этой
Что-то творилось со мной и планетой.
Прошлое с будущим плавилось в слиток
Новых смертей и последних попыток.
Черный песок был рассыпчат и влажен,
Грязный рассвет начинался над пляжем.

Все позабуду. Но врезались в память
Запахи трав над речными волнами.
Полночь, в которой сплетались столетья,
Ночь, что казалась последней на свете,
Скудное утро и два силуэта,
Неразделимых, как грех и расплата,
Красная лавра на фоне рассвета
Черная лавра на фоне заката.
1967