Евгений Громов о фортепианной музыке для детей.
О цикле детских программ я начал размышлять около 20 лет назад, полагаю, с средины-конца 1990-х. На это у меня были веские основания. Жизнь музыканта представляет собой перманентный, не прекращающийся, нелинейный (с многочисленными возвратами в прошлое и спорадическими забеганиями в будущее) образовательный процесс, постоянное освоение нового материала, без этого невозможен рост. И не важно, ты учишь, тебя учат или ты учишься самостоятельно.
В определенный момент я задумался над тем, с чего начинал, и в голову не приходило ничего толкового, кроме этюдов Черни, которые, как сейчас помню, я всегда терпеть не мог. Не без усилия удалось припомнить несколько фугетт Баха и «Вариации» Глинки на русскую народную песню «Среди долины ровныя…» да пару-тройку пьес из «Детского альбома» Чайковского.
При усилии вспомнились нетрудные сонаты Моцарта и Бетховена, несколько «Лирических пьес» Грига, «Вариации» Глинки на тему романса Алябьева «Соловей» и наконец избранные миниатюры из «Пьес средней трудности», ор.40 и «Времен года» Чайковского. Все остальное безвозвратно выветрилось из сознания. Оглядываясь назад, ретроспективно, я понял: в школьные годы во мне получали отклик лишь произведения высокой композиционной и художественной ценности, хотя тогда я этого и не осознавал.
Во время учебы в музыкальной школе и консерватории я все время испытывал более-менее постоянный репертуарный голод. Педагоги по старинке пичкают поколения юных музыкантов различной, по большей части бессмысленной, навязшей во рту жвачкой из одних и тех же малопитательных репертуарных ингредиентов, преимущественно инструктивного педагогического характера. Эта труха не удовлетворяет (на мой взгляд) и самим учащихся, и их преподавателей. Во всяком случае, так было со мной, но я слышал о похожих ощущениях и от других музыкантов. Когда же моя наставница позволяла себе несколько отклониться от школьной репертуарной политики, и давала мне, к моей радости, «Рондо в турецком стиле» Моцарта, «К Элизе» Бетховена или «Экспромт» Шуберта, — я занимался я до бесконечности, в том числе и ночью, не давая спать родителям и бабушке, эта бессмертная классика невероятно увлекала меня, я не мог от нее оторваться. Некоторые произведения, пройденные в ту пору, остались среди любимых до сих пор, как «Маленькие прелюдии» и инвенции Баха, «Вариации» Глинки, «Музыкальные моменты» Шуберта…
Позже, расширяя собственные музыкальные горизонты, узнавая творчество большего количества композиторов, я убедился: у большинства выдающихся мастеров, начиная, скажем… от Баха, — а это был первый известный мне автор-практик, системно подошедший к проблеме педагогики, и сочинивший огромное количество музыки для своих детей («Нотная тетрадь Анны Магдалены Бах», нотная книжечка Вильгельма Фридемана Баха, «Маленькие прелюдии и фугетты», циклы инвенций, прелюдий и фуг из «Хорошо темперированного клавира» — гигантский пласт музыки для развития исполнительских и композиторских навыков сыновей Иоганна Себастьяна, ставшими видными композиторами своей эпохи), — у него есть минимум по одному произведению, связанному с миром детства или предназначенному для обучения ребенка-исполнителя, преимущественно собственного, — так вот, у большинства выдающихся композиторов есть произведения для детей, которые при этом являются общечеловеческим посланием и великой музыкой, которая останется жить в веках.
На новом витке развития общества, в эпоху романтизма появились программные циклы поэтических музыкальных миниатюр Мендельсона, Шумана, Чайковского, обладающие непреходящей художественной ценностью, сами авторы придавали им большое значение, в них им удалось с трогательной достоверностью и невероятной детализированностью описать и показать внутренний мир современного им ребенка. Сюда же нужно отнести гениальный, новаторский, рафинированный вокальный цикл Мусоргского «Детская», так восхищавший Дебюсси, который в своей статье об этом сочинении не поскупился на так не свойственные ему восторги в адрес русского композитора и его детища.
XX век продолжил, и (в некотором смысле) подытожил накопленный музыкальный опыт «детской» музыки. Прежде всего это Дебюсси с его «Детским уголком» и поздним балетом для фортепиано «Ящик с игрушками», Равель и его замечательные «Моя матушка гусыня» и «Дитя и волшебство». Превосходный «Рояль в детской» Артура Лурье, продолжающий традицию Мусоргского-Дебюсси, внеопусный Kinderstück Веберна, первый образчик, не имевшей аналогов его сериально-пуантилистической манеры.
Бела Барток, подобно Баху, написал просто невероятное количество первостатейной фортепианной музыки для детей. Его богатейшее фортепьянное наследие венчает опус, насчитывающий шесть тетрадей, под названием «Микрокосмос», модернистская направленность которого демонстрирует амплитуду развития технологии современного пианизма от первых шагов в музыке до вершин исполнительского мастерства. Стравинский, Хиндемит, Прокофьев… Серийно-додекафонная «Нотная тетрадь Анналиберы» Луиджи Даллапикколы. И, вплотную к авангарду — четыре первых тетради «Игр» Дьёрдя Куртага, Ein Kinderspiel Хельмута Лахенмана, и так далее, и так далее, и так далее….
Я думаю, что детская музыка — дело весьма трудное и хлопотное. К примеру, Дебюсси свой «Детский уголок» писал без малого три года, в то время как свои же «Образы» или Прелюдии для взрослой аудитории — по нескольку месяцев. Оно и понятно, ведь в детской музыке чрезвычайно важен вопрос отбора композиционно-выразительных средств. Более того — предельного отбора минимальных и в то же время архетипических средств. Ребенку (и как исполнителю, и как слушателю) должно быть и понятно, и интересно. Пустозвонство и велеречивость здесь неуместны. Часть произведений, более трудных с исполнительской точки зрения, таких, скажем, как «Детские сцены» Шумана, «Воспоминание о детстве» Мусоргского, «Наивная Музыка» Сильвестрова или все тот же «Детский уголок» Дебюсси, аппелируют прежде всего к детской аудитории, ее слушательскому восприятию.
«Детская» музыка давно стала классикой наряду с обычной, «взрослой». Условные барьеры со временем стираются, но только в случае, если к произведениям для детей подходить не как к рутинно-хрестоматийно-школьно-педагогическому репертуару, а как к высокохудожественным произведениям, к поэтическим сборникам, каковыми они по своей сути и являются.
Как образец для подражания мне вспоминается приблизительно тридцатилетней давности сольный киевский концерт пианиста Михаила Плетнёва, где в первом отделении программы клавирабенда он исполнил «Детский альбом» Чайковского, а во втором — Трансцендентные (то есть высшего исполнительского мастерства) этюды Листа. Тогда я окончательно понял (и имел возможность многократно убедиться в дальнейшем) — незашоренному сознанию взрослого соприкоснуться с подобного рода сочинениями куда интереснее, чем ребенку, автоматически начинает действовать механизм рефлексии и ностальгической ретроспективы. Особенно, если сопровождать исполнение комментариями. А они у нас предполагаются.
- Что: концерт Евгений Громов, детская музыка «Пять пальцев. Модерн – детям».
- Когда: 26 августа, в 12:00
- Где: София Киевская