Заместитель генерального директора музея Варвары и Богдана Ханенко посмотрела все фильмы фестиваля «Немые ночи»-2018 и рассказывает как это было.

Чаплин. Вера Холодная. Наверное, Бастер Китон. Конечно, Довженко. Кого еще из титанов великой эпохи – эпохи немого кино – удается вспомнить навскидку? Ведь их было больше, много больше. В кадре и за кадром, обожаемых и почти неизвестных ныне людей, чьи имена и лица различимы на кинопленках столетней давности. 

Немое кино на большом экране завораживает – беззвучность фильма придает сопереживанию особые оттенки, давая возможность зрителю и композитору стать ситуативными «соавторами» произведения. Аристократическая «бледность» лиц, выразительный рисунок тонких губ и густо подведенные глаза, фраки и рабочие куртки, меха княгинь и «мексиканский тушкан» новоиспеченных городских модниц, «притворные» страсти и настоящие, головокружительные трюки. 

Яркие улицы мировых столиц – и тихие украинские ночи, над которыми уже нависли машины Днепростроя – блеск и нищета несоветского ХХ века разительно контрастирует с хрониками строителей коммунизма. Человеческие драмы, обезьяньи игры – эфемерная реальность эпохи больших деревьев, в которой все еще так легко делится на черное и белое, а из «наших двадцатых» до метрополисов будущего – лишь пара шагов. 

Посмотреть старые фильмы или хроники в кинотеатре удается не так уж часто – в основном это зарубежные фестивали или разовые показы, сопровождающиеся живой музыкой. Однако с недавних пор Киев получил уникальную возможность наслаждаться целым фестивалем архивного немого кино и современной музыки – «Немые ночи», центр тяжести которого в прошлом году сместился с одесской набережной в столичный Довженко-центр.

О «Немых ночах» 2018 года (28-30 июня, Киев-Одесса) писали достаточно много и до, и во время фестиваля. В киевскую вечернюю программу вошли 7 полнометражных фильмов (один из которых – научно-популярный), и 15 документальных короткометражных фильмов в рамках специальной программы «Городские симфонии: экспериментальная киноурбанистика 1920-ых». Содержательные аннотации в программе и анонсах, предисловия со сцены – казалось бы, понятно, чего ожидать от фильмов и музыки. Ясно, что на «Свині завжди свині» в музыкальном сопровождении Альберта Цукренко или на «Подземку» надо идти, а на «Адъютанта царя»… Ну что интересного можно снять о «жизни за царя»? 

Однако именно этот фильм оказался одной из самых неожиданных находок фестиваля. История любви русского князя и итальянской заговорщицы передана в фильме так бурно и нежно, что даже в самом суровом критике способна пробудить незабвенную Проню Прокоповну с ее открытым для любовных восторгов сердцем. Чего стоит одна только сцена, где влюбленный до умопомрачения князь кружит на руках любимую не хуже заправского акробата в цирке, в итоге оба падают на пол – и счастливо смеются! Но фильм интересен не только динамичным напряженным сюжетом. В памяти то и дело всплывали кадры из «Неуловимых мстителей». «Адъютант царя» (1921), работа уехавшего из разрастающейся большевистской империи режиссера Владимира Стрижевского (Радченко), казался зеркальным отражением советского кинематографа, пусть и более позднего времени. Мы-то помним «белых» не такими. «Красных» тем более. Так что же мы, собственно, помним? И кто они такие, эти «мы»?

– Були царі, були лоцмани, хазяйство було, а тепер…

– Не дозволю затоплювати дідівську хату; одміряєте ви собі могилу на порогах…

– Шибениці собі набудуйте на затоплених хатах!

– Так гроші ж і кращу землю дадуть…

Так рассуждают герои фильма «Ветер с порогов» (режиссер Арнольд Кордюм), которые по определению не могли быть героями в УСРР образца 1930 года. Но в этом фильме с вездесущей пропагандой творится что-то неладное. История о вечном противостоянии старого и нового – людей, чьи предки столетиями жили у днепровских порогов, – и молодых, равнодушных к старым побеленным хатам, советских инженеров. Инженеры пришли взорвать пороги и затопить прибрежные села – Днепрогесу быть. Противостояние короткое, болезненное и безнадежное. Старый суровый лоцман Ковбань (в исполнении Мыколы Садовского), от которого «до тих інженерів» ушли взрослые дети, понуро стоит возле огородного чучела – отжившая, пугающая старина как она есть. Прошлое досоветской Украины обречено кануть в воды Днепра вместе с этими людьми и этой землей. А в конце фильма, пока едва не утонувший лоцман приходит в себя в бараке строителей Днепрогеса, на стене за его спиной можно попробовать рассмотреть агитплакаты. На одном из них – глобус с надписью «СССР» во всю 1/6 суши, а по соседству уже маячит нечто, напоминающее свастику. «Просто совпало». 

«Просто совпало» и еще в одном весьма необычном фильме, обнаруженном в 2016 году в Национальном киноархиве Японии. «Человек и обезьяна» рассказывает о наблюдениях и с виду безобидных научных экспериментах над обезьянами в свете теории эволюции и естественного отбора. Множество милых обезьянок с обезьянышами, демонстирующих людям в белых халатах зачатки интеллекта и явную близость к роду человеческому. Вот обезьянка ест ложкой. И даже соблюдает правила гигиены. Чистая наука, никаких чекистов, никаких репрессий – ничего из того, что ассоциировалось бы  с двадцатыми-тридцатыми годами 20 века, кроме профессоров вполне булгаковского вида. 

Насколько жестко фильм ввинчен в свое время, говорят только детали. Например, имя его режиссера – некоего Андрея Винницкого. Биолог по образованию, человек передовых партийных взглядов, Винницкий начал снимать научно-популярные фильмы в 1928 году. Его работа «Солнечное племя» в 1946-ом даже получила награду на Каннском кинофестивале. Реже упоминают о том, что некоторое время он был директором Всеукраинского исторического музея им. Шевченко. И, наверное, еще реже – о том, что в 1927 году его «директорство» привело к смерти выдающегося украинского ученого, сохранившего для Украины тысячи музейных экспонатов, – Данилы Щербаковского. 

«Советско-немецкие авиалинии», питомник з решетками, «из которого невозможно сбежать» – обезьян для него специально выловили в джунглях «представители коренных народов» Гвинеи. А вот ученый замеряет обезьяний череп. Или это «обезьяна приходит за своим черепом», как писал Юрий Домбровский? 

Самое страшное в этой повести о науке на службе общества осталось за кадром. Обезьяний питомник в Сухуми, в котором снят фильм, существует и сегодня. Значится базой «Научно-исследовательского института экспериментальной патологии и терапии Академии наук Абхазии». Зарабатывает на билетах: за столько-то рублей можно прийти, как в зоопарк. Только это не зоопарк. Питомник был создан для опытов над обезьянами. Животные погибали сотнями – вследствие экспериментов, от болезней и неподходящих условий. А в 1927-1929 годах в питомнике обосновался известный профессор Илья Иванов, проводивший опыты по скрещиванию обезьяны с человеком. Как деликатно сформулировали  авторы аннотации к фильму в программе фестиваля, целью этих опытов было «создание гибридного вида млекопитающих, устойчивого к физическим и эмоциональным нагрузкам, который бы перенял трудовые обязанности в утопическом обществе будущего». Создание идеального раба. Мысль о человеке-обезьяне так взволновала умы, что даже Шостакович приезжал осмотреть питомник, работая над оперой «Оранго». «Планета обезьян: Война», где разумных существ загоняют в концлагерь и заставляют работать, по-прежнему кажется кому-то несерьезным фильмом?

Лента Винницкого вышла в 1930 году. В декабре этого же года профессор Иванов был арестован и сослан в Казахстан. — Це не абияка свиня, це НАУКОВА свиня!

– Сам ти наукова свиня!

Сохранить здравый ум в советской действительности могли, кажется, только люди с неискоренимым чувством юмора. Например, известный «фашист» и «террорист» Остап Вишня. Имя замечательного украинского писателя-сатирика никак не связано с блестящей комедией «Свиньи всегда свиньи» режиссера Ханана Шмаина (1931; обнаружен в 2015 году в Федеральном архиве Германии), но фильм, кажется, на всю толщину пленки пропитан вишневским духом. К слову, сохранилось только 5 украинских немых комедий – настолько власть опасалась силы смеха.

Необычный груз – две морские свинки – стали причиной бюрократического коллапса не только на станции Пупки, нормальной работе которой «мешало только движение поездов», но и в вышестоящих инстанциях. В пылу «борьбы с бюрократизмом» трудящиеся также умудрились посеять, то бишь потерять, целый вагон посевного зерна. Все закончилось хорошо, свинки успели размножиться, а для инспекции на место, конечно же, отрядили очередную комиссию. 

– Такий цінний вантаж – без скандалу примостити не можеш!..

Гениальная композиция Альберта Цукренко к фильму, звучавшая в исполнении автора, усилила эффект настолько, что к концу сеанса смеяться просто не хватало сил. 

Немые фильмы являются уникальными документами эпохи. Документальные немые фильмы – живые, нередко ироничные зарисовки красивой или отталкивающей жизни городов и людей – можно смотреть бесконечно. Кадры хроник 1920-1930-ых всегда немного нервные, вызывающе историчны. А напряжение, нараставшее в Европе, кажется, порой прорывалось неожиданно, как в короткометражном фильме 1930 года о Ницце (режиссеры Жан Виго и Поль Кауфман) – девушки весело пляшут, высоко поднимая ноги прямо перед носом зрителя. И вдруг кадры замедляются. Как будто Вторая мировая началась не через девять лет, а прямо в момент съемки. И этот последний миг беззаботной жизни так и запечатлелся в памяти. 

Увы, «важнейшее из искусств» горело, да еще как. Большая часть пленок безвозвратно утрачена – сыграли свою роль и общественные катаклизмы «короткого», стремительного ХХ века, и цензура, и людская прагматичность (пленки уничтожались для извлечения серебра, использованного при их изготовлении). Сохранившееся – бесценно. Единственная дверца в наш собственный затерянный мир, ключ к которому, его «скорость жизни» –16 кадров в секунду. 

***

Описать все кино- и музыкальные сокровища фестиваля – задача, непосильная для автора, не являющегося ни кино-, ни музыковедом. Фестиваль был бы невозможен без замечательных композиторов и музыкальных коллективов, каждый из которых в этом немом кино услышал– и передал зрителю что-то свое. И, разумеется, фестиваль был бы невозможен без команды Довженко-центра, которые принимали «на временное хранение в фильмофонд» не только взрослых, но и детей. 

Спасибо вам за этот огонь Немых ночей.