У Александра Ивановича Куприна есть рассказ – классический святочный рассказ, действие которого происходит в Киеве. Он  называется «Чудесный доктор» и начинается с заверения, что все  описанное «не есть плод досужего вымысла», но на самом деле произошло  в начале 1860-х.

А сюжет совершенно святочный: о несчастном отце семейства, доведенном до крайности, о голодных детях, больной матери и умирающем младенце. О том, как отец (Мерцалов) отправляется под Рождество в «общественный сад» просить милостыню, подумывает о самоубийстве, но встречает странного незнакомца: «старика  небольшого  роста,  в теплой шапке, меховом пальто и высоких калошах». Старик, как ему и положено по святочной модели, оказывается чудесным спасителем («Счастье ваше, что вы встретились с врачом», — говорит он Мерцалову), является в дом бедняка, все устраивает, выписывает рецепт, оставляет деньги под чайным блюдцем (мы уже знаем эти киевские легенды о чудесных докторах) и уходит, не назвав своего имени. Но в тот же вечер Мерцалов узнает, кто был его благодетель: на аптечном ярлыке четким почерком было написано: «По рецепту профессора Пирогова».

Это, в самом деле, легенда, причем контаминация всех киевских сюжетов о чудесных докторах. Пирогов, к слову, на тот момент, когда происходит действие, вовсе не был стариком. Ему едва исполнилось 50. Но Куприн неслучайно сделал своим героем именно Пирогова. К тому времени, когда рассказ был написан, Пирогова уже не было в живых, действие происходит за тридцать с лишним лет до выхода рассказа, для легендарности нужна некоторая дистанция и «чудесный человек», — в буквальном смысле чудесный – от слова «чудо».

Пирогов был именно творцом чудес, великим хирургом-изобретателем. И здесь нет нужды перечислять его заслуги перед медициной. Достаточно той самой оперативной хирургии (Кавказ, Крымская война, которую он, к слову, называл «травматической эпидемией»), практического изобретения эфирного наркоза и гипсовых повязок при переломах (Пирогов «подсмотрел» это у скульпторов). Однажды, проходя мимо Сенного рынка  в Петербурге, он обратил внимание на срез замороженной свиной туши. В результате родилась «ледяная», или топографическая, анатомия, позволившая  более эффективно изучать человеческое тело и избежать множества хирургических ошибок.

Пирогов, кроме того, что был невероятным хирургом, скорее практиком, нежели ученым, обладал талантами организаторскими и административными. Основанных им медицинских учреждений никак не меньше, чем хирургических изобретений. Жизнь его вполне могла быть легендарной, но, кажется, урок ее в другом. У него, по выражению красноречивого А.Ф.Кони, был, что называется, esprit de combativite, боевой дух, он как никто умел добиваться того, чего хотел, собственно, — осуществления своих идей. Он написал однажды в одной из главных своих работ «Вопросы жизни»: «Без вдохновения — нет воли, без воли — нет борьбы, а без борьбы — ничтожество и произвол».

В начале жизни он познал нужду: семья разорилась, он учился казенным коштом, в 14 лет стал студентом Московского университета, с 17 лет он практикует, в 26 – доктор медицины и профессор хирургии. Он профессорствовал в Дерпте, затем в Петербурге, но всякий раз ему было мало кафедры и университетской клиники. Он уходил на войну, он искал общественной трибуны. Статья под названием «Вопросы жизни» была опубликована в 1856 году в «Морском сборнике», после чего Пирогову неожиданно было предложено занять должность попечителя Одесского учебного округа. Всего за два года на базе Ришельевского лицея он создал университет, и уже с 1858 года он в Киеве. Здесь он тоже попечительствовал недолго – три года, вообще вся история его деятельности – постоянная борьба с чиновничьей интригой, из борьбы этой он неизменно … уходил в отставку.

Его киевская  отставка стала событием политическим, и Герцен написал об этом известную статью «Киевский университет и Н.И. Пирогов».  Собственно, Пирогов категорически отказался исполнить требование министерства и губернатора и учредить тайный надзор за студентами. «Пирогов был слишком высок для роли шпиона и не мог оправдывать подлостей государственными соображениями», — писал Герцен.

За три года своего попечительства он добился открытия воскресных школ (первая воскресная школа была открыта на Подоле в октябре 1859-го в помещении уездного дворянского училища) и медицинской клиники при университете св. Владимира. Он оперировал в клинике Караваева и работал со студентами в анатомическом театре.

Его отставка и прощание со студентами вылились в политическую демонстрацию, и известна его последняя речь перед студентами, произнесенная 8 апреля 1861 года:

«Мои труды и работы были награждены вашим доверием, и если я заслужил, чтобы вы меня помнили, то это всего более докажут те из вас, которые оправдают своею жизнью мое доверие, любовь и уважение к вашей молодости. Расставаясь с вами, я буду счастлив тем, что оставался верным своим началам, и если не довел ни одного из вас до истинного счастья, то по крайней мере не сделал никого по моей воле несчастным. Итак, прощайте! Служите верно науке и правде и живите так, чтобы, состарившись, вы могли безупречно вспоминать вашу и уважать чужую молодость.»

Киевские адреса

Пирогов  поселился на втором этаже Первой гимназии (ныне гуманитарный корпус университета, т.н. «желтое здание» на бульваре Шевченко, 14.

Канцелярия попечителя разместилась в доме №64 на углу улиц Владимирской и Шулявской (нынешняя улица Толстого). Позже в этом помещении усилиями Пирогова открыли университетскую клинику.

Один из главных киевских адресов Пирогова – Анатомический театр, сегодня – Музей медицины, ул.Богдана Хмельницкого, 37.

После отставки он отправился в свое винницкое имение Вишня, где открыл аптеку и амбулаторную клинику и всякий день писал последнюю свою книгу – извечные «Вопросы жизни» с подзаголовком «Дневник старого врача», «писанный исключительно для самого себя, но не без задней мысли, что, может быть, когда-нибудь прочтет и кто другой. 5 ноября 1879 — 22 октября 1881».

«Если нам суждено в наших мировоззрениях подвергаться постоянно иллюзиям, то моя иллюзия, по крайней мере, утешительна. Она мне представляет вселенную разумной и деятельность действующих в ней сил целесообразной и осмысленной, а мое «я» — не продуктом химических и гистологических элементов, а олицетворением общего, вселенского разума, который я представляю себе свободно действующим по тем же законам, которые начертаны им и для моего разума, но не стесненным нашей человечески сознательной индивидуальностью»

Он умер через месяц после окончания своих записок, 23 ноября 1881 года. По завещанию и по настоянию вдовы, баронессы Александры фон Бистром, тело его было забальзамировано по собственному его рецепту и находится в фамильном склепе неподалеку от усадьбы, на окраине современной Винницы.

А купринский рассказ заканчивается словами одного из героев, повзрослевшего мальчика, будто бы поведавшего автору эту удивительную историю: «Просто чудо совершил этот святой человек. А мы нашего чудесного доктора только раз видели с тех пор — это когда его перевозили мертвого в его собственное имение Вишню. Да и то не его видели, потому что то великое, мощное и святое, что жило и горело в чудесном докторе при его жизни, угасло невозвратимо».