Философ и литературовед Ролан Барт, как и положено человеку его интеллектуальной эпохи и с его умственными привычками, прочитывает знаменитые Составные Головы итальянского живописца XVI века Джузеппе Арчимбольдо как тексты.

Идею их текстовости он воспринимает со всей возможной буквальностью. Раз тексты – стало быть, они написаны языком, а это, в свою очередь, означает, что в этом языке можно выявить всё, что языку – и строящейся на нем речи – обычно бывает свойственно. Синонимы. Омонимы. Метафоры. Метаболы. Метонимии. Антанакласис. Аллегории. Аллюзии. Парономазия. Синонимы и антонимы. Предложения с их внятно исследуемой структурой, в конце концов. Синтаксис, грамматика. Хоть словарь составляй.

С этим языком художник обращается, старается показать автор, точно так же, как поэты эпохи барокко обходились с языком словесным – «воображение этого художника имеет поэтическую природу». Разве что «буквами не пользуется» – но это не мешает его работам постоянно граничить «с системой письма» и чуть ли не пересекать границу.

Более того, настаивает Барт, именно Арчимбольдо первым превратил живопись в настоящий язык – в некотором смысле пойдя против самой её природы. В том, по крайней мере, ее виде, в каком эта природа успела к его времени сложиться в его культуре. До тех пор «на Западе (в противоположность Востоку) живопись и словесность были связаны не слишком тесно». Герой Барта – по мысли автора – поставил их в прямое соответствие друг другу.

И уж чего точно не получилось в этом языке, так это рациональности и сопутствующего ей бесстрастия. Напротив – живопись-язык, такая упорядоченная, становится внутренним взрывом. Во всяком случае, так выходит у Барта.

«Два уровня арчимбольдовского языка (уровень изображения и уровень значащих элементов, из которых оно состоит) трутся друг об друга со скрежетом.»

Барт представляет живопись Арчимбольдо – в которой современники вообще-то видели не более чем салонную забаву – как внутренне конфликтную, распираемую разнонаправленными тяготениями систему сил: они наделяют изображение избытком смыслов, они вызывают в зрителе острую тревогу. Настолько, что ритор оборачивается магом, а рациональных средств описания происходящего перестаёт хватать и самому автору – и (пост)структуралист Барт начинает изъясняться образным, экстатическим языком поэтов и метафизиков, который (а кто бы сомневался!) оказывается в передаче происходящего точнее всего.

«Пожалуй, арчимбольдовские головы – не что иное, как зримое пространство, в котором на наших глазах совершается переселение душ, проделывается путь от рыбы к воде, от хвороста к огню, от лимона к подвеске и, наконец, от всех субстанций к человеческому лицу (если, конечно, вы не предпочитаете двигаться в обратном направлении и опускаться от Человека-Зимы к связанному с ним растительному царству). Работая над своими «чудовищами, Арчимбольдо, по сути дела, исходит из того, что Природа никогда не останавливается.»

Текст: Ольга Балла

Ролан Барт. Арчимбольдо, или Ритор и маг /(Orbis pictus) / Пер. с фр. В. Мильчиной. – СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2017.