У нас сегодня не колонка архитектора Бориса Ерофалова, но глава из его книги (с аннотацией автора), которая скоро отправится в печать.
Архитектурно-градостроительное расследование, развернутое на основании картографических источников II–XIX вв., подтверждается данными из сопредельных дисциплин и показывает создание развитого городского поселения на месте Киева не позднее II в. н. э. В виде значимого дополнения приводятся примеры устойчивой цивилизационной коммуникации в бассейне Чёрного моря, а также рассматриваются пролегомены создания и исследования двух знаковых памятников архитектуры — Золотых ворот и Андреевской церкви в Киеве. Книга адресуется всем малообразованным ученым нашего и прочих городков. Совсем не ученым, а также многообразованным не адресуется, ибо они и так всё знают.
Борис Ерофалов. Римский Киев, или Castrum Azagarium на Киево-Подоле — К.: А+С, 2017.
§ 9
ПЛАНИРОВКА ПОДОЛА
Следы римского каструма различимы даже в нынешней планировке Подола, насчитывающей всего двести лет. Подол был радикально перепланирован после большого пожара 1811 года и приобрел регулярный «клетчатый» план, весьма условно наследовавший старый «хаотический». Тем не менее, «реперные» точки в виде каменных сооружений сохранились по сей день. Инструментальные планы средневекового Киево-Подола, который собственно и был «городом Киевом» с муниципальным самоуправлением, делались на протяжении всего XVIII века.
Последний из таких планов, вполне качественный и подробный, выполнен городовым архитектором Андреем Меленским в 1803 году. Подол имеет вид равнобедренного треугольника, острым углом указующего на юг, в нынешнюю Почтовую площадь. Протяженная восточная сторона этого треугольника ограничена берегом Днепра, западная — киевской грядой, горами Андреевской, Замковой и Щекавицей. Короткая северная сторона невысоким оборонительным валом упирается в низину урочища Плоского (нынешняя Куренёвка) и Оболонья.
Изучать этот план очень интересно. Следы планировочного квадрата на старом плане Подола очевидны: римский лагерь занимает центральную ядерную позицию, примыкает к западной стороне вытянутого с юга на север большого плана и по высоте равен его трети. Северо-западный угол лагеря, возле Щекавицы, не просто очерчен городской улицей, но прямым углом продавливает, примерно на 400 м на север, прежде ровное течение реки Глубочицы, очевидно меняя ее конфигурацию. Примечательно, что после классицистической перепланировки Подола в 1810е река была спрямлена в прежнее русло. То есть предшествующие семнадцать столетий Глубочица под горой Щекавицей огибала прямоугольник лагеря по искусственному рву. И лагерь, как и положено, в арьергардной части, на севере имел доступ к воде.
Обнаружить следы планировки классического римского лагеря в средневековом ядре Подола впервые мне удалось в 1986 году, когда проф. Н. Ф. Гуляницкий, руководитель моей диссертационной работы в московском ЦНИИ теории и истории архитектуры, расширил временные рамки исследования с юношески интересного мне модерна рубежа XIX и ХХ веков на столетие — до начала регулярной перепланировки Киева в начале XIX века. А здесь одной из первых и безусловно важнейших планировок оказалась работа архитектора А. И. Меленского на Подоле.
Андрей Иванович Меленский был первым «городовым архитектором», знал Киев не понаслышке, много строил и, более того, жил на Подоле в собственном доме на пересечении ул. Хорива и Константиновской, в пятидесяти метрах от церкви Николы Притиска. В результате именно он (после детальных собственных обмеров 1803 года) предложил самый изящный проект новой «регулярной» планировки послепожарного Подола. Действительно, до большого пожара Подол считали крайне запутанным «непонятным» городом: в рисунке улиц он сохранял следы неспешного тысячелетнего роста, был в основном деревянным и не соответствовал современным планировочным канонам и качеству строительства. На плане А. Меленского прямые улицы соединяли уцелевшие каменные церкви, центральную торговую площадь и новые площади на берегу Днепра. Промежутки между этими осями были расчерчены регулярными кварталами.
Но и этот новый план оказался весьма сложным по сравнению с новейшими регулярными перепланировками российских городов. В итоге план Меленского не был «конфирмован» (подтвержден) Александром I, и во имя торжества регулярства в Киев из Петербурга прислан придворный архитектор Вильям Гесте. Гесте выровнял течение Глубочицы (на самом деле вернув его в древнее русло) и нарисовал симметричную трапецию, расчерченную регулярными кварталами. Планировочной осью трапеции стало «новое старое» русло Глубочицы, прозванное горожанами Канавой. По бокам канавы проложили две главные улицы с прежними именами — Верхний и Нижний вал, наследовавшие имена улиц на месте валов римского лагеря. Клетчатую, как на Манхэттене, планировку Подола, изрядно безразличную к предшествующему дорожному узору, мы и имеем счастье наблюдать по сей день. Примечательно, что мега-клетчатый генеральный план Манхэттена был принят в том же приснопамятном 1811 году.
Но ближе к нашим античным баранам. За текущими перипетиями российского периода — Екатерина II ругала Киев как запутанный непонятный городишко, Подол горел, регулярство торжествовало, — никто не удосужился не то чтобы изучить, но просто вглядеться в старую планировку Подола, до его радикальной послепожарной перепланировки. Ни полковник Иван Ушаков, составивший глазомерный план Киева в 1695 году: разглядеть квадрат на нем в принципе невозможно. Ни военные инженеры XVIII века, составившие первые инструментальные планы Киева, — задачи у них были не исследовательские, а более конкретного, фортификационного характера. Ни архитекторы начала XIX века, ибо занимались разбивкой плана большого Киева в междуречье Днепра, Лыбеди и Сырца. Ни поборники исторической топографии второй половине XIX века, например, Н. В. Закревский, который с трудом разбирал не столь древнюю по сравнению с Подолом планировку города Ярослава XI века.
