На этот раз речь об «американском детективе», – не о том, который написан американцами, а об «американском детективе» как  устойчивом жанре. Это отдельная история, и  ключевое слово – экшен. Тут  нет метода как такового, тут главное – не сидеть на месте. Можно даже не особенно думать. Просто нужно что-то делать. И тогда по ходу дела что-то начинает происходить, на героя сваливаются какие-то деньги, какие-то женщины, неприятности и подозрительные личности. Все сначала безнадежно запутывается, потом начинает брезжить свет, потом героя сильно бьют по голове. И после этого наступает развязка.

Разумеется, и здесь есть исключения. И здесь сыщик и его alter ego ходят парами, при этом сыщик может быть адвокатом, а его Ватсон – очаровательной секретаршей (Гарднер), он может быть толстяком-мизантропом, не выходящим из дому, а все социальные действия производит его страдающий недержанием речи ординарец (Стаут).

И все же настоящий американский детектив, собственно, то, что стало его открытием и потом ушло в голливудский триллер, в классический нуар – это Чандлер и Хэммет, это Лос-Анджелес и крутой сыщик Филип Марлоу, это Сэм Спейд и «Мальтийский сокол», хотя как раз сам Хэммет считал лучшим своим детективом не этот – культовый, а другой – «Стеклянный ключ».

Наверное, стоит сказать, что авторы крутого нуара менее всего напоминали своих героев: Чандлер в начале карьеры пытался стать романтическим поэтом, а в конце, после смерти жены, впал в жестокую депрессию и пытался покончить с собой, а Хэммет был «первым голливудским пижоном», но при этом ультралевым, во времена маккартизма попал в «черный список», полгода провел в тюрьме, чистил туалеты, но по свидетельству друзей «чувствовал себя совершенно счастливым».

Чандлер о Хэммете: С первых (и до последних) шагов своей писательской карьеры он писал о людях энергичных и агрессивных. Их не пугает изнаночная сторона жизни, они, собственно, только её и привыкли видеть. Их не огорчает разгул насилия — они с ним старые знакомые. <…> Он изобразил этих людей такими, какими они были в действительности, и наделил их живой речью, какая была им свойственна. Хэммет был прекрасным стилистом, но его читатели об этом и не догадывались, поскольку он изъяснялся совсем не так, как положено, по их мнению, изящному стилисту.