Врач, трансплантолог, автор метода электросварки тканей (поэтому его называют хирург-сварщик).

Он играл в одной театральной студии с Кисиным и Рашеевым, которые потом станут известны всей стране. Был в одной литстудии с Коротичем и Щербаком. Автор десятка патентов и член союза писателей Украины – Юрий Александрович Фурманов.

Как вы стали врачом?

Я потомственный врач, моя мама была врачом, и отец был врачом. Отец был детским невропатологом-психиатром, специализировался на преодолении детской беспризорности, он был единственным человеком в Харькове, которого беспризорники пускали в свои катакомбы. Харьковчане даже не знали о существовании таких катакомб. Отец там заразился туберкулезом и умер в 40-м году, до войны, мне  было пять лет. Я рос с мамой. Мама была врачом-биохимиком, работала в харьковском мединституте, во время эвакуации мы жили в Оренбурге, мама заведовала кафедрой харьковского мединститута. После войны она некоторое время она работала на кафедре биохимии в нашем мединституте, а потом, до конца своей жизни, в Институте биохимии имени академика Палладина. Она была опытным биохимиком, доктором биологических наук и хорошим человеком. До сих пор бывшие ученицы,  «девочки-аспирантки» носят на ее могилу цветы.

У меня не было выбора, и я стал врачом. Точнее, был, мне хотелось стать артистом, у нас в школе был хороший драмкружок, два человека из нашего кружка стали режиссерами: один из них Витя Кисин, работал потом на телевидении, он снял «Последний довод королей», а второй – Коля Рашеев, режиссер фильма «Бумбараш». Это были мои друзья; тем не менее, я пошел в мединститут, сдал экзамены на 20 баллов из 20, и закончил его с отличием.

Ваша медицинская специализация?

Трудно сказать. На лечебный факультет меня, несмотря на мои баллы, не приняли, сказали, что там перегрузка. Я был молодым и зеленым, вместо того, чтобы идти на педиатрический факультет, я пошел на санитарно-гигиенический, ошибку свою понял сразу же, на первых курсах, на дежурства ходил по хирургии, дал себе слово:  буду хирургом, любыми путями. После института мне чудом удалось отойти от своей специализации: я работал в Фастове, в тубдиспансере, это было начало моей лечебной работы. После двух лет лечебной работы у меня была рекомендация на научную работу, и я перешел на работу в Тубинститут, проработал в нем 11 лет, защитил кандидатскую, занимался пересадкой легкого на собаках. Работал в экспериментальной лаборатории, в прекрасной клинике хирургического лечения легочного туберкулеза.

Потом в Киев приехал Александр Алексеевич Шалимов и пригласил меня в свой институт. И с тех пор я 45 лет заведую в этом институте отделом экспериментальной хирургии.

Расскажите о ваших учителях

Сегодня сложно говорить о медицинской школе как институте будущего. Сегодня нет таких как Александр Шалимов, как Николай Амосов, как мой друг Святослав Федоров. Пришли молодые, амбициозные, с большими планами, и без тех человеческих качеств, которые были присущи  гениям.

Перевод на бизнес-рельсы губит нашу медицину, до последних трех месяцев я мог судить об этом сверху, я писал об этом в «Зеркало недели», постоянным автором которого являюсь, – взять хотя бы мой институт, который задумывался как Институт клиническо-экспериментальной хирургии. К сожалению, в нашем институте научная деятельность сокращена до предела. Возьму свой отдел, единственный в Украине нормальный отдел экспериментальной хирургии: сейчас, по воле дирекции института, от него остались рожки да ножки. Я не успел до болезни с этим бороться. (Доктор Фурманов болеет, три месяца – примечание InKyiv). Сейчас я возвращаюсь на пепелище отдела, который был лучшим в Украине. Назову просто разработки нашего отдела: это были первые в советском союзе рассасывающиеся шовные материалы, первый в советском союзе микрохирургический материал, это был метод, который очень нашумел – метод электросварки живых тканей*, который мы разработали с Борисом Евгеньевичем Патоном и получили за него государственную премию, и много-много других полезных вещей. Сколько диссертаций защищено с помощью нашего отдела и в нашем отделе! Я пытался составить когда-то составить список, дошел до ста. Это был отдел в котором все хотели работать. А сейчас его фактически не существует.

*Что собой представляет метод электросварки мягких тканей: допустим, вам делают надрез, операцию и потом необходимо «задраить» пробоину в теле. Есть прибор, который аккуратно сшивает ткани. Называется ПАТОНМЕД ЕКВЗ-300. Послеоперационный период значительно сокращается. И не надо шить нитками.

Рассказажите о термоструйном методе.

Да, это интересно. На протяжении многих лет мы работаем с Борисом Евгеньевичем Патоном и его институтом. Когда мы поняли, что метод электросварки  как экспериментальный себя уже почти исчерпал, и фактически перешел в клинику, так считают наши технические соисполнители, – я так не считаю, – мне кажется, есть огромное поле для разработки и внедрения в разные области хирургии, очень полезный метод. Последняя докторская диссертация по применению сварки тканей – это диссертация практического врача, заведующего хирургическим отделением железнодорожной больницы Игоря Анатольевича Сухина. После этого мы разрабатывали  по заданию Патона метод аргоновой сварки тканей, но с аргоном все сложно (достать баллоны…), и мы заменили аргон воздухом. Это тоже очень интересный метод: при очень высокой температуре удается не только «сваривать» ткани – обеззараживать гнойные раны. Это метод термоструйной хирургии, он хорош для обработки заведомо инфицированных ран, свищей.

Сколько всего у вас патентов?

Не считал, несколько десятков, наверное. Дело не в патентах, а в том, что из них вошло в жизнь. Если бы не Патон – мы бы и метод электросварки  не внедрили.

Вы знаете, что вас зовут хирург-сварщик?

Не знаю, но сейчас хирургов-сварщиков уже миллион по-моему.  Меня можно называть как угодно, лишь бы метод развивался.

Ваши врачебные принципы.

Первый и основной мой принцип: нельзя брать денег за то, что ты делаешь, за врачебную помощь. Любая благодарность врачу, выраженная в денежном эквиваленте – это взятка. Если мы не избавимся от этого – мы погибнем.

Еще один – человеческий, я говорил об этом выше, но отвлекся. Теперь, в качестве пациента, я вижу медицину изнутри. Я вижу, насколько наша медицина беспомощна, насколько она не оснащена, как много в ней хороших людей. Есть великолепные медсестры, и есть отвратительные медсестры. Есть блестящие хирурги, и есть бездарные хирурги. Есть бездарные и бездушные функционалисты. Я не знаю, как лечатся мои сограждане. У меня, сами понимаете, есть преимущество, я лечился по коллегиальному принципу. Рядовые украинцы не в состоянии платить эти деньги, выдерживать эту медицину.

Есть выход для простых украинцев?

Есть, очень простой. Нам нужен нормальный министр здравоохранения. Который знает украинскую медицину. Не проходимец, не мажор, которых назначали в последнее время. Назначали ведь случайных людей, для которых это был просто шаг в карьере. Раньше это были достойные люди: это был Лев Иванович Медведь, именем которого назван институт, это был Платон Лукич Шупик, именем которого назван институт. Вы можете вспомнить фамилии последних министров? Я тоже не могу – это череда случайных людей. Умные и волевые люди на этом месте, видимо, не нужны власти.

Шаг в сторону: литература и вы.

О, это огромная и тоже любимая страница моей жизни. Все началось в мединституте, где была прекрасная литературная студия. Две фамилии могу вам назвать – это Виталий Коротич и Юрий Щербак, с которыми мы совершали первые литературные подвиги. Сейчас у меня вышло много книжек уже, и прозы, и поэзии. Их читают, в пришлом году я получил литературную премию имени Короленко Союза писателей Украины – это большая награда для меня, не меньшая чем госпремия за медицинские заслуги.

У моих коллег-врачей это иногда вызывает отрицательную реакцию. За свою «Трансплантацию» я чуть не вылетел с работы.

Для вас литература  – это хобби?

Это вторая жизнь. Не меньшая, чем медицина. Я, конечно, хотел быть врачом-лечебником, и работал в клинике, и оперировал, но сложилось так, что я должен был это оставить, потому что нужен был Шалимову в качестве руководителя экспериментальной части института. У нас был институт клинической и экспериментальной хирургии, и я должен был возглавить экспериментальную его часть, и делал это 45 лет.

Есть ученики, которыми вы гордитесь?

Да, конечно, и немало. Один из них Владимир Иосифович Мишалов, он доктор наук, профессор  медунивеситета им. Богомольца, кафедра на базе  Александровской больницы. Толя Соломко, успешный хирург больницы «Медгородок». Недавно умер замечательный  мой ученик, специалист по функциональной диагностике Гена Мошковский, я очень переживал его смерть. Она они – доктора наук.

Киевские адреса:

• Институт фтизиатрии и пульмонологии имени Ф.Г. Яновского – улица Н. Амосова, 7
• Институт хирургии и трасплантологии имени А.А. Шалимова – улица Героев Севастополя, 30