Воспоминания об учителе: встречи, уроки, открытия художника и сценографа Пинхаса (Павла) Фишеля.

Встречи с Лидером

Моя первая встреча с Лидером была на первой лекции после поступления в институт.

Я узнал о Лидере когда оканчивал художественную школу, от руководителя нашей мастерской художника  Олега Александровича Животкова: «тебе надо поступать на «Театральную декорацию», в этом году как раз приходит Лидер». Кто такой Лидер, почему Лидер? «Лидер – это тот человек, который много тебе даст». А я собирался поступать на графику.

Но вот, я поступил, Лидер встречается со студентами, мы пришли к студентам старших курсов. Помню, Лидер рассказывал про «конфликт». После этой лекции осталось сильное впечатление.

Мне не понравилось слово «конфликт», я понял, что я не потяну думать в той системе, которую он предлагал. Я чувствовал, в этом есть что-то сильное, интересное, необычное, к этому хочется  иметь какое-то отношение, хотя бы разобраться.

Я не ходил к нему целый год, Бог знает чем занимался. Понял, что заниматься чем-то типа конструктивистских театральных декораций 1920-х годов, которые мне тогда нравились, нет смысла. Потому что надо сначала все-таки вникнуть в то, о чем говорил Данил Данилович. В общем, я к нему не ходил, он мне ставил автоматом тройки.

Потом встретил его в коридоре: «А что же вы ко мне не приходите?»

– «Знаете, я услышал вас, и понял, что пока не разберусь, мне незачем к вам идти. Мне хочется чем-то ответить».

Он был очень впечатлен ответом: человек стеснялся прийти, ему хотелось  чего-то достигнуть, хотелось ответов на вопросы, – «Не стесняйтесь, не знаете ответов, все равно приходите. Вот – как девочки приходят. Им нечего мне сказать. Но я хвалю то, как они выглядят, как они одеты. И вы приходите тоже».

Настоящая первая встреча с ним у меня произошла к четвертому курсу.

Все девушки с моего курса ушли в декрет. А молодых людей было с самого начала двое, я и на первом курсе один парень отсеялся.

К четвертому курсу я стал человек-факультет.  И так и не знал, как подступиться к Лидеру, Лидер это понял, и пришел сам.  Чувства собственной важности у него не было, это были наши первые встречи, мы просто сидели, общались, сначала мы сошлись не как учитель-ученик – как люди. Именно этого мне, видимо, и не хватало.

Я должен был наполнять собой факультетскую мастерскую, большую, рассчитанную человек на десять. Если выставить на худсовете то, что я должен делать в рамках обязательной программы (макет, три эскиза декорации и пять костюмов) – получится мало, и я стал делать инсталляции, занимавшие большую часть мастерской. Лидер увидел это, оживился:  «Отлично, можно сделать маленький театр, можно здесь что-то устраивать». Занятия и встречи с театроведами он стал проводить в этой мастерской.

У нас начался странный диалог: я работаю в мастерской,  одновременно у него идет лекция об изображении животных в театре, он говорит: «все эти уши, нарисованные носы совершенно не нужны, вот, Фишель, – а я макет какой-то делаю, – он может запросто сыграть собаку без грима». Ему нравилось, что что-то необычное происходит.

Понял я это, когда с ним поссорился. Думаю, что мало кому удавалось с ним поссориться, и, поссорившись, сохранить отношения. Не просто сохранить – улучшить.

У меня был диплом, полностью вдохновленный и поддерживаемый Лидером. Меня несколько раз пытались выгнать из института, Лидер приложил усилия, чтобы этого не произошло. Он ценил мое присутствие.

И вот, диплом. Я был полон глупыми мыслями, соображениями чувства справедливости молодого человека, который упускает простые вещи. Меня раздражало, что в институте недели за две до защиты диплома, студенты начинают приглашать-поить-угощать преподавателей, мне казалось что все это не очень хорошо,  мне это не нравилось. И все обязательно говорят: «спасибо преподавателям» и никто не говорит спасибо своим друзьям… И после довольно мощного выступления на дипломе, когда Лидер представлял меня, говорил, что он счастлив появлению такого студента, я в общем, его не поблагодарил. Я сказал: «спасибо моему другу Саше Ходченко». Все поулыбались, потом Лидер спросил: «а меня ты поблагодарить не хочешь?» Тогда я сделал еще более глупую вещь: «Стойте, я еще хочу поблагодарить Данила Даниловича».

После защиты он ждал меня улице, на скамеечке, ждал, что я его приглашу отмечать это событие. А я этого не сделал. И он на меня обиделся.

Потом я видел его, понимал, что сделал что-то не так, не понимал что именно. Я пытался ему объяснить, почему сделал все так, без слов благодарности. А он сказал мне: «Мне твое раскаяние не нужно, ты позже все поймешь».

Я пытался исправить ситуацию, когда мы все выпускались, я произнес речь о том, что «время, в котором мы живем будет названо временем Лидера», он никак не отреагировал.

Он был под впечатлением случившегося, для него это была катастрофа. Для Лидера он сам не имел значения, имела значение линия, которую он упорно продвигал, она была совершенно чужда в институте. Его идея того, что на сцене может быть пусто, что стенография – это некоторый духовный процесс. «Тебе ничего не откроется, если будешь пытаться внести что-то свое, ты должен дойти до точки отчаяние и тогда тебе, возможно, что-то отроется. Он обучал процессу такого типа, и ему было важно, чтобы его направление утвердилось. Казалось, что моя защита ярко и убедительно подтверждала, что его линия одерживает верх…. А я был занят собой.

Прошло много времени, прежде чем я его понял. Продвижение конфликтной сценографии было для него во сто крат важнее, чем проявление уважения и внимания к нему.

Я случайно встретил Киру Николаевну (Питоеву) в метро. Решил подойти: «совершенно дурацкая история, виноват». «Конечно, вам надо прийти, Данил Данилович переживает».

Через год Данил Данилович перестал приходить на занятия, и Кира Николаевна звала меня, как и других его учеников провести с ним какое-то время, пока ей нужно было отлучиться. Мы хорошо с ним стали разговаривать, вернулась теплота отношений. «Конечно, – говорил Лидер, – ты меня не вспомнил, а вот Боря Краснов всегда меня вспоминает, в каждом интервью. А ты мне даже спасибо не сказал».

Мои посещения его во время болезни, это отельная история, он мне рассказывал ту сценографию,  которую придумывал. Он лежал, и придумывал спектакли. И просил меня никогда никому о них не рассказывать, потому что «сделают плохо».

Уроки Лидера

Мне казалось важной идея того, что любая реальность раскрывается в конфликте, любой предмет содержит противоположности и найдя эти противоположности мы найдем суть предмета.

Важной для меня была его теория незамкнутости образа. Если образ легко описать словами, он мало чего стоит. Он не должен быть сводим к одной концепции, должен быть не закончен.

Лидер говорил примерно так: «Если бы в твоем макете был черный пол, тебе бы не было цены. Тебе – не ему».

Мне всегда казалось ложным утверждение «можно быть замечательным художником и отвратительным человеком», и с точки зрения Лидера это было абсолютно невозможно. Он говорил: «вот был у меня ученик. Я много над ним работал, он был плохим человеком. Мне удалось включить в нем творческое начало, и это его исправило». Этот его личностный подход поддержал во мне меня.

Общение было важней усвоенных уроков.

Мне было важно, в то время во всяком случае, что у него нет желания сделать из меня свое подобие, Лидерчонка. В какой-то момент казалось, что все вокруг – ученики Лидера. Куда не посмотришь – везде «ученики Лидера», не было желания говорить, что учишься у Лидера и имеешь к нему отношение, хотя по сути, пока учился, я был его главным учеником.

Когда я шел в театр сдавать макет, Лидер меня поймал в коридоре: «куда идешь»? Я ответил. «Скажи, что ты мой ученик». «Данил Данилович, неудобно, каждая собака сейчас говорит, что она ученик Лидера». «Вот сволочи! Но ты все равно скажи».

Мне было важно смотреть как он поддерживает учеников. Он мог спокойно позвонить и сказать: «Послушай, я придумал. Тебе надо, как Боря Ройтер, заняться музыкальными шоу. Надо только узнать, куда он деньги кладет». «Данил Данилович, мне не очень это интересно».

«Да, не будет тогда у тебя денег», –  он об этом думал: чтобы его ученики были материально обеспечены.

Как-то у меня была очень тяжелая ситуация. Был важный для меня человек Василий Васильевич Сечин, который хотел ставить Дон Кихота с Лидером. Это был мой дипломный год. Лидер понял, что у него нет для этого спектакля сил, и отказался, рекомендовав меня. Дальше мы несколько лет не могли с Сечиным разрулить спектакль. Сечин предложил пригласить к нам Лидера третейским судьей: «сядем, ты расскажешь, что ты придумал, я расскажу, что я думаю на эту тему». Данил Данилович очень не хотел: ну что я сяду между вами? Уговорил. Сели возле макета, и начали говорить. Лидер слушал, потом говорит Сечину: «вы же не умеете работать с художником, вы пытаетесь получить у него ответы на вопросы, которые придут уже во время работы над спектаклем. А сейчас вы должны удивиться, вдохновиться: Вам художник сделал потрясающий макет»! Позже Лидер зашел в театр Франка и объявил и там: «видел макет, потрясающий, будет вот такой (поднятый в отлично палец)  спектакль!» Он был очень вовлечен в жизнь учеников.

Эскиз к спектаклю “Смех и слезы Дон Кихота”, режиссер  В.В.Сечин.

***

Всегда неожиданным было появление в его речи мата.

Он ругался не так, как ругаются интеллигенты, и разумеется, совсем не так как в подворотне, но мог легко употребить: «представляете, хороший день, гуляют мамы с колясками,  кто-то в отпуске, а завтра война, блять, в субботу»!

Или мог прийти в театр, его встречает заведующий постановочной частью: «Ой Данил-Данилович, как мы рады, что вы приехали!» -«Мне на это насрать, что вы моего ученика мучаете»?

В какой-то момент в институте мне стало ясно, что не обязательно делать законченные живописные эскизы (как требовала программа), достаточно макета и раскадровок. Я поделился с Лидером, как мне казалось, оригинальной мыслью. «Это понятно, – говорит он, – но если не делать эскизов, ты деградируешь как художник».

Мог прийти и сказать, глядя на какую-то картинку: знаешь, в опере бывает, певцы «дают петуха»? Посмотри,ты же весь в петухах!» Он умел сказать важные вещи, указать на промахи не обижая студента. В учителе это очень важно.

То что я делаю в искусстве, Лидер как-то определил  как объединение живописи и сценографии, это очень точное определение. Чем бы я не занимался, всегда думаю: что у меня и  с чем здесь сочетается? Объект, как соединение разных сущностей.  Этот код есть у всех учеников Лидера.