«Інший Київ» побеседовал с минским культурологом Ольгой Романовой, которая в рамках кинолектория «Довженко-центра» рассказывает о том, кто и как создал в кино проект «советского белоруса», почему до сих пор не удалась его окончательная деконструкция, и что происходит в Беларуси с политикой памяти.
Ольга Романова работает в Европейском колледже Liberal Arts в Беларуси (ECLAB), занимается исследованиями советской и постсоветской культуры, прежде всего, через призму кинематографа. В Киев приехала в рамках совместного проекта с Национальным центром Александра Довженко. В феврале здесь проходит очередной цикл традиционного кинолектория «Культурфильм», включающий показы фильмов, лекции и дискуссии по теме «Фильмы и мифы “братских республик”».
В первой лекции Ольга рассказала о том, как создавали «советского белоруса» на примере одного из первых фильмов Белгоскино «Лесная быль» (1926). Она продемонстрировала идеологический конфликт между советизацией и одновременно белорусизацией республики, в которой, с одной стороны, народ, основную массу которого составляли крестьяне, едва оправился от революционных и военных перипетий и не доверял любой власти, а с другой, он же считал родной язык низовым, воспринимая русский как язык высокой городской культуры.
В 1930-е годы образ «советского белоруса» крепнет, отбрасывая все лишнее, в его основе, прежде всего, лежит миф о быстрой добровольной коллективизации. Поскольку главная цель национальной модели – бесконфликтное совмещение с советской имперской идеей, она включает и черты советской утопии, и иерархическую пирамиду, на вершине которой стоит «старшая сестра», а вокруг нее водят хороводы «младшие» – под национальную музыку в выхолощенном народном костюме. После Второй мировой войны добавляется миф о непокорной «партизанской республике», в которой не существовало конфликта между партизанами и населением. Из коллективного мозга новенького «советского белоруса», таким образом, активно вытесняется память о репрессиях, раскулачивании, восстаниях крестьян, антибольшевистских бунтах, реальные картины немецкой оккупации и партизанского движения.
О том, что ждет посетителей кинолектория и что происходит с политикой памяти в Беларуси сегодня, Ольга Романова рассказала «Іншому Києву».
– Вторая лекция состоится 26 февраля и будет посвящена деконструкции образа «советского белоруса» в фильмах периода перестройки и начала 1990-х годов. О чем ты будешь говорить?
– Я буду рассказывать том, как яростно перестроечное кино критиковало советское общество, и таким образом рефлексировало над тем, кто такие советские люди, какие черты их определяют. В 1993 году вышел сборник «Левада-Центра» под названием «Простой советский человек: Опыт социального портрета на рубеже 90-х», социологический материал для которого собирался в 1989 году. На основе опросов с огромной выборкой были выяснены базовые представления жителей СССР. Получилось, советский человек как усредненный «социальный характер» – это человек простой (то есть он не любит ни сложных объяснений, ни усложненного художественного языка), ксенофобный, имперский, склонный к конформизму и патернализму. Выходит, прекрасно сработали культурно-идеологические проекты, которые стартовали в 1930-е годы – советско-имперские, по сталинской формуле «национальные по форме, социалистические по содержанию». Так вот, перестроечное кино рисует очень похожий образ советского человека. А вторая часть разговора будет посвящена тому, как белорусские фильмы, созданные в первую очередь на независимых киностудиях (они как раз появляются в этот период), работали именно с конструктом «советского белоруса». Здесь нужно уточнить: модель «советской белорусскости» – это мейнстрим советского национального кино с 1930-х до 1980-х. Однако с 1960-х годов, с периода оттепели, появились авторские фильмы, где этот образ пытались достроить или усложнить, поскольку он был плоским и утопическим. И это, как правило, разговор о травматизме белорусской советской истории и в период коллективизации, и в годы войны.
– Может быть, в 1960-е образ делали более рельефным исторически, как у Сергея Параджанова в «Тенях забытых предков»?
– В каком-то смысле да. Но дело в том, что строительство нации в Белоруссии началось только в советский период, после образования БССР в начале 1920-х годов. До этого была сложившаяся национальная интеллигенция, был создан литературный язык, были другие проекты (например, Беларуская Народная Рэспубліка, БНР) и восстания, но, собственно, создавать из белорусов нацию начали в рамках советской власти и силами белорусскоязычных и национально-ориентированных коммунистов, которые пытались большевизацию населения совместить с белорусизацией. Так что, по сути, попробуй еще этого «реального белоруса» улови. В оттепельных фильмах появляется скорее усложнение их характеров и исторических обстоятельств. Например, у Виктора Турова был очень сильный фильм о партизанах и оккупации «Через кладбище» (1964). Можно сказать, что Туров в целом – режиссер авторского кино в советской системе. В 1981–1982 годах выходят его фильмы «Люди на болоте» и «Дыхание грозы» по романам классика белорусской литературы Ивана Мележа (как раз оттепельных по духу, опубликованных в 1960-е). Там также есть и усложнение характеров, и самой темы: действие происходит в 1920-е годы, активные коммунисты пытаются сделать из полесских белорусов советских, те коллективизуруются очень неохотно… Так что перестроечная деконструкция «советских белорусов» началась не на ровном месте, ее попытки были и раньше.
– И что за фильмы появились в 1990-е?
– Например, выходят фильмы Валерия Пономарева «Тутэйшыя» (1992) и «На Чорных Лядах» (1995). Последний посвящен Слуцкому восстанию 1920 года (Слуцкі збройны чын), которое выступало против Красной армии и под флагом «Погоня» за признание БНР). Здесь именно большевики показаны «чужими» и оккупантами, называющими белорусских крестьян «они» («они всегда возле своих хат воюют»). По сюжету фильма разбитый и загнанный в болото отряд повстанцев принимает решение о коллективном самоубийстве, чтобы красноармейцы не нашли их тела и не опознали их семьи, которым за родственников-повстанцев грозит расстрел… Или предпринимаются попытки пусть романтически, но описать Великое княжество Литовское. К той же деконструкции можно отнести и триллер, действие которого происходит в Чернобыльской зоне. Это была продукция очень плохого качества, снимаемая на небольшие деньги. Но все вместе вроде бы должно было создать какую-то другую реальность. Если бы. Если бы этого было много, если бы движение поддержала «Беларусьфильм» как национальная киностудия, если бы была другая внутренняя политика в Беларуси. И все могло складываться по-другому, если бы была четкая политика памяти, а не такой кашеобразный бардак, как сейчас. Это довольно тяжело описать системно, потому что, действительно, есть разные линии, очень плохо совмещающиеся. С одной стороны, идет так называемая мягкая белорусизация, не радикальная, поддерживаемая к каком-то смысле и сверху. В любом случае, она базируется на идее суверенитета, и уж точно никакими «советскими белорусами» новое поколение быть не хочет. С другой стороны, есть поколение, заставшее советское время, есть те, кто смотрит российские телеканалы. Этих людей можно назвать пародией на «советских белорусов», потому что мыслят они в парадигме «центр – периферия» и «дружба народов», а в качестве центра видят Москву. Вот для них, наверное, существует «Линия Сталина» (историко-культурный комплекс, созданный в 2005 году на основе фортификационных сооружений Минского укрепрайона. – InKyiv), где стоит бюстик Сталина. Дети туда ходят, туристы его очень любят, на танках посидеть. Я там не была, мне кажется, это какой-то позор, и уж точно не мемориал. А с другой стороны Минска – Куропаты, которые очень долго были местом народной памяти. Оппозиционная партия Беларускі Народны Фронт (БНФ) с 1980-х годов проводила там раскопки и митинги. С ними, естественно, власть пыталась бороться. Однако были проведены официальные расследования (и не одно) и доказано, что это захоронения довоенных годов. Но все еще жива просоветская версия – пришли фашисты, расстреляли минчан… И вот буквально год назад Лукашенко, с одной стороны, признал, с другой стороны, что сделал? Там на народные деньги были установлены деревянные кресты. Пришел трактор с утра, все эти кресты выкорчевал, поставили ограду и возвели «свой» мемориал. Иллюстрация к вопросу, кто у нас отвечает за политику памяти. На «Линии Сталина» Лукашенко сказал, что Сталин заслуживает бюст, а в Куропатах засомневался – все-таки еще не выяснено доподлинно, кто здесь лежит.
Такая двойственность, транслируемая сверху, и создает разброд. В Беларуси не открыты архивы, не переименован КГБ, а в здании КГБ в Минске есть «Клуб имени Дзержинского». При этом немало городских улиц названы в честь тех, кто был у власти в 1930-е и подписывал приказы о расстрелах. Не то чтобы я призывала все сносить и закрашивать, но тогда должны появиться информационные таблички, разъясняющие, чем «прославились» те иные люди и организации. Об этом общественный разговор еще и не начинался, пожалуй. С другой стороны, есть историки, исследователи, которые работают уже тридцать лет, считай. Издано большое количество современных исторических изысканий. Но проблема в том, что пишут их одни, а учебники для школ создают другие. Конечно, в учебнике по истории Беларуси не будет написано, что Сталин – «эффективный менеджер», но осторожно и обходя острые углы, все-таки проводится определенная линия. Для Лукашенко ведь важна преемственность с БССР, официально Беларусь «социальное государство», хотя на самом деле от него немного осталось, у нас – государственный капитализм и авторитарная политическая система. Последнее особенно чувствуется, если вопрос касается митингов и любых форм политического протеста. Но при этом есть волонтерские проекты, негосударственные исследовательские центры, поэтому нельзя сказать, что работа остановлена. Я же читаю курс по советской культуре.
Беседовала Марина Полякова
