В моем детстве была такая книжка «Шел по городу волшебник». Я о ней уже забыла, и вдруг вспомнила со всей очевидностью на одной из последних выставок Елены Придуваловой: я привычно смотрела на «то, что нарисовано», на цвет, на фигуры людей, я думала, – вот надо же, бывает же такая красота, и внезапно до меня дошло: «то, что нарисовано» – это то самое место, мимо которого я прохожу всякий день, просто я этого не вижу!
Вы с Лешей (Алексеем Аполлоновым) начинали в конце 80-х-начале 90-х, вместе с так называемым «Киевским арьергардом» (Матвей Вайсберг, Ваган Килп (Ананян), Александр Захаров… название и теоретическое оформление придумал Андрей Мокроусов). Но всегда казалось, ты – немножко отдельно, у тебя другая техника – легкая, графическая. Ты родом из модерна начала ХХ века. А как ты сама соотносишь себя с тем временем и тем поколением «арьергардовцев». И как бы ты определила свою художественную генеалогию?
Знаешь, произошел естественный отбор! Ничего не бывает случайно, случайность лишь подтверждает закономерность. Нас познакомил Андрей Мокроусов, но мы могли и не «зацепить» друг друга, и все же нет, – я сразу поняла, что это мой круг, мои люди. Почему так? Ищите и дано будет вам. Нам было интересно – общаться, показывать новые работы, «делиться». Я думаю, нас объединяла любовь к живописи как таковой. Мы все жили живописью и мы жили живописно! Живопись – умерла? А мы?! Но ты права, я несколько в сторону… Во-первых, техника (я не писала маслом и не писала на холсте), что – кажется – сразу облегчает задачу, но позволяет передавать мимолетность жизни: я на секунду останавливаю поток времени. Во-вторых, – серийность: я пока не скажу до конца, не остановлюсь… Ну и вся история искусства переплавилась во мне, на разных этапах нравилось разное, а художники начала ХХ века давали такую свободу!
А этот твой «открытый» праздничный цвет – откуда он? Поначалу казалось, что это такая … переплавленная этника, открытая, детская картина мира. Но потом появились твои городские серии, где все другое, но цвет остался. А для тебя самой что-то изменилось за эти годы?
Цвет был всегда. Мне недавно попались на глаза мои детские натюрморты – там каждый предмет был своего локального цвета… Я радуюсь цвету! В ранних работах он был для меня важнее тона, поэтому работы были, может, слишком декоративными, отсылали к фолку, но я об этом не думала, мне просто нравилась жизнь. Из Киева, иногда очень советского (!) и постепенно исчезающего, я пыталась создать свой миф, как бы говоря: «Ну посмотрите, какой он красивый!», мне хотелось удержать исчезновение. Моя бабушка навсегда влюбила меня в Город, рассказывая о «старых временах». Отсюда и работы-«праздники». Потом был период почти монохромный, но и там цвет играл основную роль, ударами синего, красного… решая всю работу. Сегодня мне важно, чтобы цвет работал со светом, – не разнообразие палитры, а точность, локальность цвета, передающего то, что я хочу. Но любовь к яркому цвету никуда не исчезла.
Помнишь, у тебя была выставка в «Триптих Арт» «Живи на повну». Там был абсолютный праздник цвета, счастье и чистое веселье – в самом деле, полнота жизни. И только приглядевшись, вдруг узнаешь: это же привокзальные генделики, это запущенная Старовокзальная, это все то, мимо чего я каждый день пробегаю чуть ли не зажмурившись…
Для тебя это прием – «когда б вы знали, из какого сора…»? Или это такое счастливое свойство зрения?
Да нет, меня тоже ужасно раздражает вся эта наша «культура быта». Хочется изменить все, желательно все убрать – ларьки, генделики, «Живи на повну»… Особенно раздражают детали, то, что делается, чтобы «было красиво»! Еще хочется переодеть людей… А «шедевры» архитектуры?… Но мы в этом живем, и я нахожу красоту в диссонансе, я люблю наших людей, их «наряды» будят мою фантазию… А чашка кофе (можно пива) на вокзале или на рынке, или в большом магазине, или в маленькой забегаловке, – в конечном счете, приводит меня в мастерскую, и я опять рисую все это!
А когда ты рисуешь город, вернее, когда ты называешь его цветом – «улица Воровского. Синий», – как это происходит? Что такое для тебя городской цвет?
Все зависит от цвета дня. Утро бывает холодно-голубым, вечер розово-серый, а потом вдруг день и все становится сине-золотым! А силуэты моих любимых улиц я вижу с закрытыми глазами, и просто делаю «чертеж» – тут линия очень важна.
А для тебя Киев отличается по цвету от других городов, которые ты рисуешь? Вообще, какой для тебя «твой Киев»?
Дело в том, что Киев проживает со мной мою жизнь и кроме того, что меняется сам, он меняется и вместе со мной… Он был другим… зелено-буйным, запущенным, там было где спрятаться, он хранил тайны… Сейчас он не то чтобы более ясный, но я смотрю на него как будто сверху, более обобщенно, наверное. Я ищу в нем ответы на свои вопросы. С другими городами не так, у меня с ними нет такой интимной связи, поэтому с другими все более декоративно.
Беседовала Инна Булкина