Книга историка, профессора Европейского университета в Санкт-Петербурге Ивана Куриллы, вышедшая в издаваемой университетом серии «Азбука понятий», посвящена тому, как менялся во времени смысл представляемой автором области культурного внимания.

Даже не «дисциплины», – до того, чтобы стать дисциплиной со своими правилами, а там и наукой, истории надо было еще дорасти, и на это ушли века. Да и так ли уж незыблем обретенный ею статус науки? Всеми ли в этом качестве она признана? Не разновидность ли она, скорее, литературы? Не форма ли коллективного воображения? А может быть, просто метод? Это, между прочим, чем дальше, тем проблематичнее. Чем больше ответов на эти вопросы – тем и проблематичнее.

Речь идет, прежде всего, о принципиальной проблематичности понятия «история», об истоках этой проблематичности. И о принципиальной же его динамичности: о том, какие значение – и, еще того интереснее, почему – вкладывали европейцы в разные времена в греческое слово «история»; как эти значения возникали, накапливались, вытесняли друг друга, перемещались с перифериии в центр и обратно. А главное – как менялось то, что определяло все эти значения, все требования к историческому знанию, все ожидания от него, степень доверия к нему, способы его использования: отношения с прошлым, представление о том, что оно такое, как оно связано с настоящим и будущим, насколько достоверно возможно его знать – и зачем? Менялись такие представления, показывает нам автор, радикально, – и в результате одно-единственное слово «история» оказалось вынужденным обозначать предметы не просто различные, но иной раз и противоположные друг другу. (Например, постмодернистская историография – не переставая быть историографией – уверена, что никаким прошлым она вовсе не занимается: прошлое она считает «принципиально недоступным» и вследствие того не придает значения подлинности источников! Как тут не вспомнить немецкого историка Леопольда фон Ранке, всего за какой-то век до постмодернистов простодушно уверенного в том, что задача истории – «показать, как все происходило на самом деле»?)

Историю истории Курилла обозревает от Геродота до, пожалуй, самого интересного: до того, как меняются отношения с прошлым – а, значит, и содержание понятия «история» – здесь и сейчас, «примерно со второй половины первого десятилетия нового века». Этой последней теме посвящена третья глава книги, и предыдущие главы прочитываются как подробное, плотное предисловие к ней.

А происходит с историей на наших глазах и в наших головах, по мысли автора, вот что: фокус внимания – и историков-профессионалов, и внемлющей им широкой общественности – смещается от истории к памяти. От дальнего – к ближнему. От того, что отделено от нас некоторой дистанцией – к тому, во что ныне живущие вовлечены эмоционально и чувственно. «В этот период, – пишет Курилла, – резко возрос интерес людей к личной и семейной истории, а место самого интересного периода прошлого <…> занял XX век. <…> в конце века резко увеличилось количество публикаций по истории последних десятилетий – вместе с падением интереса ко всей предшествующей истории». До такой степени, что «специалисты-историки не только в России, но и в Европе тревожатся из-за закрытия и сокращения центров изучения древней истории, в то время как повсеместно множатся институты по изучению истории XX века.» Сравним это с тем, что в эпоху романтизма – в начале позапрошлого века – более всего людей волновала история Средних веков – «то есть то прошлое, с которым человечество уже уверенно распрощалось».

Смещение этого фокуса имеет весьма любопытные последствия. Поскольку в исследование недавнего прошлого вовлекаются ресурсы индивидуальной памяти – «никакие результаты научного исследования или политической пропаганды на исторической почве не воспринимаются как авторитетные: люди сравнивают эти тексты со своим опытом, каким бы он ни был, и отвергают обобщения, в которые этот опыт не укладывается».

Что же, значит, мы стали независимее? Свободнее?

Не обольщайтесь и этим. О теневых сторонах такого присвоения истории в книге тоже говорится много интересного.

Впрочем, история, которая, как известно, ничему нас не учит, одному все-таки, несомненно, учит. В одном точно можно быть уверенными: не стоит ни слишком обнадеживаться происходящими в историческом знании и чувстве переменами, ни слишком тревожиться ими. Так будет не всегда. (Однако… не знал ли это уже царь Соломон?)

Единый и непротиворечивый рассказ об истории, объединяющий все точки зрения, создать, по-видимому, невозможно – и это одна из важнейших аксиом исторической науки.

Текст: Ольга Балла

Иван Курилла. История, или Прошлое в настоящем. – СПб.: Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2017. – 168 с.; ил. – (Азбука понятий. Вып. 5)