Несколько тезисов архитектора Юрия Лосицкого о памяти и памятниках.

Города работают с визуальной памятью не сразу после того, как что-то произошло. И то, что нет памятника Небесной сотне в общем-то понятно: живы все, кроме тех, кто погиб. Событие не успело превратиться в память в сознании общества.

Для того, чтобы памятник работал, нужно новое поколение, событие должно обрасти легендой, быть отрефлексированным.

Посмотрите на Ленина в гробу и его изображения 1970-х годов, Кличко по сравнению с Лениным памятников 70-х выглядит не очень развитым физически.

Став легендой, память вырастает до монументальных форм сначала в сознании, затем в скульптуре.

Памятники (память) должны вгрызаться в материальную структуру города. Это могут быть не только фигуры властителей и героев.

Памятником может быть многое: церковь, обелиск, колонна, арка.

Когда христиане из гонимых стали победителями, они сломали все языческие дохристианские памятники. В Херсонесе раскопано 11 или 12 базилик (равно христианских церквей), хотя там было много языческих храмов, не осталось ни одного античного храма. Потом с идеологией христианской цивилизации Византии стряслось иконоборчество, которое признало ересью все изображения святых. Все изобразительное христианское искусство, лики святых, иконы -были уничтожены, и потом (после признания ересью самого иконоборчества) создавались наново. Англиканская церковь в Англии оторвавшись от протектората Папы уничтожила и всю прекрасную готическую скульптуру. Коммунисты поломали все, что было создано до них. Теперь у нас декоммунизация, и памятники коммунизма поломают, все, вне зависимости, плохие они или хорошие. Щорса жалко. Во-первых, он слеплен с первого президента Украины, а до того главного идеолога КПУ. Во-вторых, это хороший конный памятник, где лошадь не только больше, но и лучше всадника.

Коммунисты разрушали церкви, и что теперь делать – восстанавливать? Все? Нормальные общества восстановили все разрушенное в войну их врагами. Но в нормальных обществах коммунистов не водилось.

Разрушение памятников – это дикость, что-то надо оставлять людям. Остались же пирамиды. Фараоны тоже может быть, были не хорошими людьми, – памятники остались.

Памятник, как правило, ставят тому, чем гордятся. В Житомире стоит памятник Королеву – они гордятся, что Королев родом из Житомира.

У нас… долгая память. Кто у нас и чем гордится, кто резал? кого резал? В Умани поставили памятник Железняку и Гонте, героям «Колиивщины» и убийцам десятков тысяч евреев и поляков. Этот памятник, увековечивающий историю борьбы за национальную независимость Украины, безусловно, дело национального престижа.

Памятники ужасным вещам не должны носить натуралистический характер. На месте трагедий раньше ставили храм. На месте убийства Александра II воздвигли «Спас на Крови». Для того, чтобы ставить памятники, нужно искать меру, ее чувство говорит о развитии культуры. С последним у нас пока плохо.

Бабий Яр стал парком. Разве это плохо? Нужно было что-то цитировать на этом месте? Повторять берлинский мемориал? Шашлыки жарят на месте Бабьего Яра? Посмотрите на Октябрьский дворец, в бывшем Институте благородных девиц был НКВД, подвалы были превращены в камеры допросов. Здесь было замучены тысячи (может, десятки тысяч) людей.

Везде на нашей земле кого-то убили. У нас нет другой земли. Где нам жарить шашлыки?

Вопрос о памятниках – это вопрос о памяти: какую увековечить, какую – нет. Каждый случай надо внимательно рассматривать, думать и решать. У нас, по сравнению с заграницей, мало памятников.

Вот, например, памятник княгине Ольге. Была идея сделать исторический путь от Михайловской площади к Золотым воротам, начинаться по-моему он должен был Святославом. Церковь и остальные сопротивлялись этому памятнику – Святослав был язычником. Хотя для Украины и для Руси он сделал больше, чем многие, кому стоят памятники.

Каждая эпоха врезает в сознание визуальные образы, которые соответствуют морали и духу, которых она придерживается и к сожалению вырезает те, которые идеологически вредны, принося художественное в жертву политическому.