Один из представителей киевской терапевтической школы – врач, гастроэнтеролог, академик Макс Губергриц.

Он работал в терапевтических клиниках Венского университета под руководством профессоров Нэйссера и Хвостека. Был учеником Ивана Павлова и обладал потрясающей широтой научных и жизненных интересов. Кроме врачебного таланта, принципиальности и честности Губергриц обладал хорошим чувством юмора.

Родственник «Айболита» 

В 1886 году, в эстонском городе Тарту (тогда Юрьев) в семье врача дерматолога Моисея Губергрица родился сын Макс. Губергрицы – это целая династия врачей, хотя среди них были и химики, и математики, и филологи,  и люди искусства. Сестры и братья Макса Моисеевича занимались врачебной деятельностью. Его дядя по отцовской линии был женат на Цецилии Шабад, к фамилии которой принадлежал и врач Цемах Шабад, знаменитый своим профессионализмом, добротой и внимательностью к пациентам, а также и тем, что стал прообразом литературного персонажа – доктора Айболита.

Блестяще окончив Ревельскую гимназию, Макс Губергриц поступил на медицинский факультет Юрьевского университета. Затем последовал перевод в Киев, и в 1911 году он с отличием окончил Киевский университет святого Владимира.

В науку с головой

Еще в годы учебы Губергриц проявил особый интерес к лечению внутренних болезней. Талантливый студент привлек к себе внимание профессора Василия Образцова, одного из легендарных представителей киевской терапевтической школы. Образцов в первую очередь был известен своим диагностическим методом глубокой скользящей пальпации органов брюшной полости. Губергриц ознакомился в его клинике с этой методикой, равно как и с перкуссией и аускультацией ( упрощенно – это методики прослушивания и простукивания). А когда  появился первый электрокардиограф, Губергрица отправили за границу изучать методику ЭКГ.

В 1914 году Макс Губергриц сдал экзамены и стал врачом. После он поработал ординатором в клинике Образцова и в военном госпитале Красного Креста, а в 1915 году поехал в лабораторию академика Ивана Павлова в Петрограде. После трех лет работы рядом с мировой знаменитостью в 1918 году молодой ученый защитил диссертацию.

В Петрограде Макс Губергриц прослушал полный курс лекций Ивана Павлова. Вспоминая о них,  он говорил, что, даже не пользуясь особыми ораторскими приемами, великий физиолог излагал серьезнейшие проблемы ясно и доходчиво. Выступления Павлова могли служить эталоном того, как следует читать лекции. Послушать его приходили и студенты, и опытные врачи. Свои лекции Павлов всегда сопровождал экспериментами. Он подтолкнул Губергрица изучать болевые рефлексы, симптомы и синдромы, что позже стало одним из ключевых направлений его исследований и достижений.

Несмотря на лестное предложение Павлова остаться в штате его лаборатории, Губергриц вернулся в Киев, на должность заведующего инфекционным отделением Киевского военного госпиталя. В качестве внештатного сотрудника он одновременно работал в пропедевтической терапевтической клинике Женского медицинского института, а с 1919 года еще и преподавал в терапевтической клинике медицинского факультета университета.

Вскоре в жизни ученого произошло судьбоносное повышение: с 1920 года Губергриц возглавил кафедру частной патологии и терапии внутренних болезней Киевского медицинского института, которой отдал всю оставшуюся жизнь. С 1928 года, после объединения с кафедрой диагностики, она называлась кафедрой пропедевтики. Параллельно в разные годы Марк Моисеевич руководил другими клиниками, стационаром Института эндокринологии, а также клинико-экспериментальным отделом Украинского института питания и осуществлял научное руководство этим институтом. В 1948 году он был избран действительным членом Академии наук УССР.

«Факты – воздух ученого» 

Эти слова Ивана Павлова стали девизом Макса Губергрица. И в работе, и в жизни он был точным, правдивым и требовательным к себе и другим. Не боялся конфликтовать со старшими коллегами, отстаивая свою точку зрения. Известен спор о третьем тоне сердца между ним и именитым академиком Николаем Стражеско, который также был учеником Образцова, но старше на десять лет. Дуэль состоялась заочно – посредством лекций. Стражеско нападал: «Только относительно молодые люди, сравнительно недавно окончившие университет, принимают за норму то, что на самом деле является результатом перенесенных пандемий сыпного тифа или испанки, других эпидемий, могут считать нормой то, что является результатом перенесенных заболеваний – то есть третий тон». Губергриц парировал: «Только закостеневшие в рутине люди могут отрицать, что третий тон сердца – норма». Историк медицины Гелий Аронов подчеркивал, что на тот момент стаж «недавно окончившего университет» терапевта Губергрица составлял уже четверть века.

«Чайку?»

Бескорыстие и чувство юмора профессора Губергрица помогли ему пережить годы сталинских репрессий. В период всесилия «органов» на киевлян наводил ужас начальник одного из отделов ГПУ Александр Броневой, курировавший изъятие золота и ценностей у «классово чуждо го элемента», к которому относилась и медицинская профессура. Племянник этого чекиста, актер Леонид Броневой, заимствовал образ и некоторые повадки дяди для вливания в роль Мюллера в «Семнадцати мгновениях весны». В работе чекист чередовал методы кнута и пряника: мог заявиться с командой и перевернуть весь дом, забрав и ценности, и хозяина. А мог тихо-вежливо прийти в гости. Так было с известным хирургом Иваном Завьяловым, хорошим знакомым чекиста. Попив чаю, Броневой спокойно потребовал выдать золотишко. Ошеломленный коварством, Завьялов, боясь и не желая неминуемого обыска и разгрома, отдал свои сбережения.

Губергриц, зная о привычках Броневого, заставил его «споткнуться». Придя к профессору с обыском и отрядом «бойцов невидимого фронта», впервые вместо золота экспроприатор получил… улыбку хозяина и справку о том, что профессор уже давно передал свои ценности на нужды страны по собственной инициативе. Чтобы добить удивленных гостей, Макс Моисеевич предложил им чайку, от которого они почему-то отказались и моментально покинули квартиру.

По долгу службы 

Академика Губергрица отличало понимание необходимости лечить не изолированное заболевание одного органа, а организм в целом. Но терапии должна предшествовать правильная постановка диагноза, и в этом деле Макс Моисеевич был признанным мастером. По его книге «Клиническая диагностика» учились несколько поколений врачей.

Он был автором более 150 работ по кардиологии, инфекционным болезням, тромбозам, проблемам боли, эндокринологии, гастроэнтерологии, диетологии.

В годы Отечественной войны работал в эвакогоспиталях Томска и Челябинска, занимался изучением экстренных вмешательств при проникающих ранениях грудной клетки. Важен предложенный Губергрицем новаторский подход: совместное ведение  пациентов с подобными ранениями тандемом хирург-терапевт снижало их смертность.

Губергриц был не только ученым и учителем, он был и прекрасным врачом-практиком, и его практика была обширной, принимал он в своей квартире, в которой для приема больных было выделено две комнаты. Записываться на прием к Максу Моисеевичу надо было за недели вперед.  У него было железное правило: со студентов, медиков и бедных денег не брать. Он был врачом популярным в «высоких кругах». Эта популярность стала для него фатальной, и дело было не в репрессиях. В 1947 году Губергриц лечил и наблюдал секретаря ВКП(б) Украины Николая Патоличева. Затем партийного деятеля перевели в Ростов, а с 1950 года – в Минск. По просьбе Патоличева Макс Моисеевич несколько раз приезжал к нему. В 1951 году, после одного из таких визитов, Патоличев настоял, чтобы профессора отвез назад из Минска в Киев на автомобиле его личный шофер, хотя Губергриц был против. По дороге водитель все время открывал окно, Губергриц простудился, началась пневмония. За ней последовали сердечный приступ и инфаркт. К тяжело больному коллеге прибыли академики Виноградов, Вовси и Василенко. Речь вели об остром животе. Однако Макс Моисеевич был категорически против оперативного вмешательства, и считал, что погибает от инфаркта миокарда. Подтвердить или опровергнуть его диагноз не представлялось возможным, в то время переносных электрокардиографов не было, а Макс Моисеевич лежал дома, на Саксаганского. Он завещал после смерти исследовать только его сердце, чтобы доказать правильность диагноза. Диагноз был подтвержден.

Жил Макс Губергриц на улице Саксаганского, 36а. Принципы и дело его живы, их продолжают последователи его научной школы и представители врачебной династии, среди которых и внучка Макса Моисеевича, профессор, терапевт Наталья Губергриц.

Текст: Василий Догузов, заведующий научно-методическим отделом Национального музея медицины Украины