В этой колонке архитектор Борис Ерофалов все-таки отвечает на вопрос об архитектуре и счастье и рассказывает о здании «Киевпроекта».

Делает ли архитектура людей счастливыми?
Счастье – это выход за пределы самого себя, «экстаз». Мой коллега Евгений Асс говорит: «архитектура – профессия параноидальная, а в наших условиях тем более». Работа архитектора – это переживание пространства, переживание новой его конфигурации, которую он видит в качестве цели. Чем ближе архитектор подходит к своей цели, тем острее чувство эйфории.

Это счастье архитектора.

Второй повод для счастья связан с обычным горожанином – потребителем архитектуры. Горожанин выбирает. Выбирает место, где будет жить, предвкушает, как он будет выглядеть в выбранном пространстве, которое придумает архитектор. Говорят, у яхтсмена два самых ярких момента в жизни – когда он покупает лодку и когда ее продает. Когда человек приобретает новое место, появляется чувство «ну вот, наконец, добрались». Его состояние можно уподобить чувству ребенка, сидящего в пыли на обочине великой дороги, по которым идут легионы. Дитя, сидящее в пыли среди бурьянов, со своими казаками, мамками, – дома.

Это счастье заказчика.

Собаки, кошки, волы – прелестные создания. Но они не могут воспринимать архитектуру. В этом отличие «животеющих» от «предстоящего», от человека. Архитектура – это предстояние. Я нахожусь в храме, передо мной разворачивается пространство, анфилада за анфиладой. По большому счету, существует лишь один архитектурный объект – храм, дом Бога. И дом человека как отражения дома Бога. Все остальное  – инженерная дребедень, архитектурная типология, вокзалы-базары – инфраструктурные подводки к этому самому Дому. Миссия архитектора – всю Землю сделать таким Домом. Он помещает человека в удивительный ландшафт: вот тут поднимаются башни, тут спускаются лестницы, а тут – долина, рационально артикулированная и организованная, и это все, Земля, с небом, башнями и звездами, становится архитектурой.

Архитектура нужна для того, чтобы человек хотя бы однажды ощутил себя в состоянии предстояния – миру, организованному по-человечески.

И это счастье человека как человека.

«Киевпроект» – это дом, которые делали для себя архитекторы. Через организацию «Киевпроект» прошли десятки архитекторов, в том числе хороших, и они построили себе Дом.

Архитектор-ремесленник встроен в социум, он в общем-то «чего изволите». И что социум позволяет, заказывает, то архитектор, в общем-то, и строит. Даже если строит для себя.

Этот дом, этажерка, коробочка с подиумом, была нарисована, спроектирована, запроектирована. Оба последних слова – советские уродцы. Сейчас, к слову, таких ублюдков гораздо больше, «застройки», например. Не в единственном во множественном – как штаны.

Времена были тяжелые, железобетонные, брежневские. Есть такая метафора – «круглая советская скульптура». Она отчасти «зеркалит» западный нео-брутализм. Этакий классицизм эпохи сборного брежневского железобетона.

В титрах к одному из фильмов Эльдара Рязанова маршируют железобетонные девятиэтажки. Одинаковые, они промаршировали от Крыма до Камчатки, разная у них только толщина стен. Подумать только – такие здания считались красивыми и общественно-полезными.

Авторы «Киевпроекта» пытались найти некоторые пропорции. Этажерочка втыкается в старый город. Впрочем, какой старый город – это город рубежа XIX и XX веков, до этого тут, кроме чертополоха, ничего не было.

Здание проектировали в 1970-е, а ввели в эксплуатацию в 1985-м. В тот момент оно было уже не модным – становилось востребованным ретро, на повестке был так называемый архитектурный пост-модерн.

Что в нем есть интересного? У него есть подиум, который выходил на улицу Ленина, сейчас Богдана Хмельницкого. Этот подиум любят называть стилобатом, его любят употреблять архитекторы, но это определение тут не подходит. Стилобат в чистом виде есть у Дома торговли на Львовской площади: это пластина, параллелепипед, на которой стоит нечто, допустим, храм. У греков стилобатом была трехчастная, в три ступени площадка с периптером  на ней. У «Киевпроекта» – это не стилобат, а просто подиум. Он стекает по киевскому рельефу, а это уже выход за пределы классицизма. Подиум «Киевпроекта» подхватывает течение домов и стелется вместе с ним.

Другая особенность этого здания – развитый карниз, достаточно абстрактный, бетонный, брежневский, он пытается подхватить масштаб и модуль близлежащих доходных домов. Такой же карниз в духе абстрагированного классицизма мы видим на здании Дома Профсоюзов, хотя разница между ними – почти 10 лет. Площадь Октябрьской революции, Майдан, была введена в строй в 1977 году, к 60-летию революции. Это здание, Дом Профсоюзов «довело» площадь до классицистического ансамбля, и те, кто понимает и разбирается, сравнивали этот Дом с Бостонской ратушей (1969 год). Башня в Бостоне вызвала резонанс, тема была подхвачена советскими архитекторами.

Еще один классицистский штрих – внутренний дворик «Киевпроекта» с имплювием, фонтаном.

Рядом стоят дома, который страшно любят профессиональные киевляне, а я страшно не люблю профессиональных киевлян. Хотя что-то знаю об этом городе, люблю этот город, и чувствую к нему пиетет.

Раньше в одном из этих домов лет сорок был магазин «Українські ласощі». В доме был пожар, и теперь он полуразрушен, в нем живут бомжи. Это был большой доходный дом. Выдающийся киевский историк архитектуры Юрий Асеев определил бы его стиль как «неоренессансизм». Это – правильная архитектура, она идет, «личить» городу. Но если она подходит, то «Киевпроект» – не подходит.

Граждане профессиональные киевляне, почему вы не отвернули мэру и всем, кому полагается головы за то, в каком состоянии находится это здание? Таких объектов в городе штук двадцать, включая Замок Ричарда, «Лейпциг», усадьбу Мурашко…