Цитаты мировой архитектуры в киевской – несколько реплик туда и обратно в трех тезисах от историка архитектуры Бориса Ерофалова.

Что такое мировая архитектура? В понимании большинства – это архитектура западная.

Самая очевидная цитата – у клиники Качковского на Олеся Гончара. Клиника – проект архитектора Игнацио Ледоховского, – известна тем, что в ней умер Столыпин. Она сделана в развесистом, коммерческом ар-нуво. Это достаточно самостоятельный проект, русский модерн, центричный, с холлом, с террасой наверху, со львом работы скульптора Элиа Саля на углу, с масками. Выдающаяся цитата – это подворотня, ворота в которую повторяют Кастель Беранже в Париже (Castel Beranger) архитектора Эктора Гимара. Кастель выточен из камня, как многое в Париже, в Париже, наша клиника – из киевского кирпича, разница существенная. Решетка ворот, вырезанная из жести, палок и загогулин перерисована с искажениями и преувеличениями, но она – один в один решетка Гимара. Те, кто увлекается ар-нуво, эту цитату хорошо знают.

Есть другой дом,  уже советского времени, Дом Торговли на Львовской площади.  Он был нарисован архитектором Валентином Ежовым где-то в начале 60-х, потом превратился в обычный киевский долгострой. Это был первый небоскреб в хорошем смысле этого слова. У здания 25 этажей, оно сделано в виде вытянутого ромба и напоминает небоскреб фирмы Pirelli, построенный в Милане инженером Пьером Луи Джинерви в 50-е годы.

У киевской архитектуры 1960-х есть качества, которые потеряны в нынешней – она была простая, как коленка, корбюзьянская, не слишком обращающая внимание на окружающую среду, на город. Она была – космическая, это стали чувствовать  в 70-е, а в 80-е стали с этим бороться.

На Печерске, напротив  Дома вздохов есть Шоколадный дом архитектора Владимира Николаева. Залы в нем сделаны в разных стилях, это манифестационная эклектика. Есть зал под ренессанс, есть готика, есть ар-нуво в чистом виде. Плафоны в нем нарисованы с плакатов Альфонса Мухи, который был законодателем моды на ар-нуво, ярким и чистым его представителем.

Киевский парковый мост с его вантовой конструкцией – это абсолютный Golden Gate Bridge в Сан-Франциско. Мост в Сан-Франциско на порядок больше. Наш по сравнению с ним просто парковая игрушка. Но по своему абрису, контуру наш – чистая цитата, конечно.

Мировая архитектура – это архитектура классическая, от Витрувия и Палладио, от греков и от римлян, от Парфенона и от Колизея. 

Использование ордера неизбежно в европейском городе, в палладианском виде культивировалось русским классицизмом,  этого достаточно много построено в XIX веке. Тема была развита и в 30-е, и послевоенные годы. В книге «Символы архитектуры» есть статья посвященная архитектурным обломам (профилям), в которой анализируется наш Майдан как классицистический ансамбль.  Тут мы подходим к следующей цитате. Дом Профсоюзов, который сейчас стоит в полуруинах,  сделан по мотивам Бостонской ратуши, архитекторов Коллмэна и Мак-Киннела.

Архитектурный критик Райнер Бэнем определял этот кризисный стиль конца 60-х начала 70-х годов как необрутализм. В нем есть все признаки классицизма, но это упрощенный классицизм, в нем присутствует развитый карниз, он вписывается в площадь с позднесталинскими зданиями, построенными после войны, с двумя угловыми зданиями, магазином «Поэзия» на углу Костельной и Михайловской и гостиницей «Красная звезда», сейчас  она называется называется «Казацкая».

В этом же ключе пытались достроить полукруглую веерную часть площади и все здания, которые там появились, а большинство  – это послевоенные здания, и консерватория, и гостиница «Украина» архитектора Добровольского – это классицизм в чистом виде. На горе, улица Институтская, стоит чистый привет от классицизма – Октябрьский дворец, бывший Киевский институт благородных девиц архитектора Викентия Беретти. Только у Беретти на фасаде была маленькая ротонда. Словом, весь ансамбль Крещатика – это классицизм. Говорить, что это цитаты, я бы не стал.

Третий тезис о тех сооружениях, которые появлялись в Киеве, а потом где-то цитировались. 

Конструкция Московского моста разрабатывалась известным киевским инженером-мостостроителем Георгием Фуксом. Потом по  его образцу  был построен мост в Риге, позже, с двадцатилетним лагом, такие же мосты стал строить знаменитый валенсийский архитектор Сантьяго Калатрава. Он удивительный, прекрасный  и харизматичный архитектор, к тому же пользуется отличной немецкой инженерной базой. Но примерно дюжина его мостов похожа на Московский.

Кроме того, что здесь произошло, а потом стало тиражироваться в виде цитат как нормальная мировая практика, есть вещи оригинальные, уникальные. Штучные.

Это телевышка на Сырце. Ее каркас был сначала сложен на земле, потом четыре ноги стягивали и поднимали бульдозеры, а центральную антенну поднимали домкратом. В результате – это вторая вышка бывшего союза.

Это Баба, Родина-мать. Про нее говорили: снесут, она символ совка.

Что показательно, она не просто осталась, превратилась в своего рода символ Киева. Как Эйфелева башня, которую тоже ругали многие, включая Виктора Гюго: «Как такое уродство Париж может носить на своем лице?». О Бабе говорили примерно то самое же лет 20-25 назад. А теперь: на открытках, в рекламных роликах, плакатах, посвященных Киеву, – везде, Баба сидит в пейзаже как влитая, и мало жмет.

Это я упомянул инженерные подвиги, но есть и подвиги архитектурные. Я очень люблю архитектора Ивана Фомина, он построил здание НКВД, сейчас это Кабмин. Фомин применил в нем спаренные колонны, в своих работах 1920-х годов он придумал и называл этот стиль «красная дорика». Фокус в том, что формы этого ордерного языка были упрощены под требования времени, под индустриализацию и под новый солнечный век, который должен принадлежать людям труда.

Так вот, спаренные колонны, карнизы, выступающие из простых полочек, и не только.  Что-то там есть еще такое, что трудно найти в правительственных зданиях 1930-х  годов, а их строили очень много.

Что-то неуловимое у Фомина получилось. Помогла и постановка – боковой фасад здания с поъемом, вогнутая форма, оно «смотрит» в сторону Днепра, его масштаб…В этом здании есть качество высокой архитектуры, которое, как говорил мой учитель Юрий Сергеевич Асеев создает эффект «этого не может быть».  Когда входишь в Айя-Софию, в собор Святого Петра в Риме, задираешь голову, и говоришь: «этого не может быть». Если невзначай произносишь эту фразу, значит произошла… большая Архитектура.

Архитектор Рябушин, в те времена глава  ЦНИИ теории и истории архитектуры назвал это здание лучшим, из того что было сделано советскими архитекторами в 30-е годы.

Словом, цитаты конечно есть, но они не только и не столько цитаты, сколько тезаурус, набор слов, из которого собирается архитектура.

Рисунок фасада клиники Елены Поповой