«Харьков и Киев – города-антагонисты или два центра формирования культуры»?

По просьбе  InKyiv этот вопрос Даша Перельмутер* задала харьковским интеллектуалам – преподавателям, журналистам и творческим деятелям.

Професор Харьковского университета, режиссер Лидия Стародубцева 

Для меня это города-двойники. Оба – более чем близкие, родные топосы, оба исхожены вдоль и поперек. По сути, выросла в Киеве, живу в Харькове, и «genius loci» обоих городов нашептывает мне одни и те же истории. И потому выбор между Андреевским спуском и Бурсацким, Софией Киевской и Свято-Покровским в Харькове, киевским памятником Владимиру Великому и харьковским монументом Тарасу Шевченко для меня не имеет смысла. Не или-или, а: и то, и другое. И дом с химерами, и дом Саламандры. И иначе быть не может, если в оба города врос корнями, и в закоулках обоих гнездится твоя память.

И все же. Союз «или» соответствует логической операции, именуемой «дизъюнкция», «разобщение». Может, поэтому вопрос, витающий вокруг союза «или», как правило, представляет собой то ли мнимое противопоставление, то ли искус вступить в игру бесконечного перебора бинарных оппозиций. Примерно так, дуалистично и упрощенно, в прошлом столетии мыслили апологеты теории семиозиса, завороженные умозрительными конструкциями извечного спора «двух столиц»: Фив и Мемфиса, Рима и Константинополя, Стамбула и Анкары, Кракова и Варшавы, Москвы и Петербурга etc. В каждой из этих пар первая столица виделась «исконной», а вторая – возникшей как модернизирующая и пародирующая ее альтернатива.

На первый взгляд, Киев и Харьков вполне соответствуют этой абстрактной схеме: Киев – столица древняя, старая, Харьков – современная, новая; Киев патриархален, Харьков – авангарден; Киев – средоточие традиций, Харьков – инноваций; Киев – центр, Харьков – граница; Киев извилист и живописен, Харьков – царство линейной графики; Киев – место «оседлых мыслью», Харьков – «мыслительных кочевников»; Киев – мир классики, Харьков – романтики; Киев богат, Харьков беден; Киев диктует нормы, Харьков их нарушает и т. д. Однако не думаю, что подобные редукции хоть в какой-то мере способны прояснить непростые отношения между жителями этих городов.

Хотелось бы верить, что между Киевом и Харьковом общего больше, чем различий. Общие «травмы памяти». Общие исторические коллизии и катастрофы. От чудовищных расстрелов большевистского террора оба города не убереглись. «Бабий яр» и «Дробицкий яр» – топонимы разные, но боль одна и та же. Эти города вглядываются, вслушиваются, вдумываются друг в друга, они друг в друге отражаются, хотя, возможно, каждый видит другого в кривом зеркале собственных заблуждений. Киев и Харьков – одна страна, одна религия, один язык, одна ментальность, хотя и распятые между полюсами противоположностей. Они вечно соперничают и завидуют друг другу, но при этом остаются приятелями, друг друга недолюбливают, и все же, как ни парадоксально, кажется, друг в друга немного влюблены.

Такова странная поэтика «отзеркаливания». Похоже, эти города замечают друг в друге то, чего не хотят видеть в самом себе. Каждый из них в чем-то другому подражает и нуждается в другом: не как себе подобном, а именно другом. Alter ego. Их диалог – перекличка неравных, спор альтернатив, игра несходств. Они и отталкиваются, и притягиваются. Они и раздражают друг друга, и один другому симпатизируют. И потому логику «разобщения» между этими городами, наверное, стоит дополнить логикой «связи», которая соответствует союзу «и», то есть «конъюнкции». Киев и Харьков – города-антагонисты, и именно поэтому они представляют собой два центра формирования единой культуры.

Историк, автор интернет-проекта «Харьковские старости» Филипп Сергеевич Дикань

Я не стал бы говорить, что Киев и Харьков когда-либо боролись за определенное место на карте. Это делают не города, а люди.

Когда на территории одного государства возникают города, имеющие различные силы притяжения,  только из-за этого они оказываются антагонистами. Упрощая можно сказать, что существует минимум два способа формирования культуры, и национальной идентичности: сверху, когда это делает элита, и снизу, когда это делает народ. Харьков и Киев часто ассоциируют с Москвой и Питером, которые в силу обстоятельств стали городами-антагонистами. Так получилось, что Москва со временем стала неким природным центром формирования государственности, и, наверное, некой идентичности. Питер, искусственно созданный Петром, был противопоставлен Москве.

У нас все иначе: Харьков никто насильно не создавал и не придумывал. Харьков – такой же украинский город, как и Киев. За Киевом сохранилось первенство «Матери городов русских». Другое дело, что в понятие «русскости» вкладывались разные значения. Его набрасывали на более широкую географию, заметно отличающуюся от той, что существовала изначально. А Харьков развивался как казацкий город, постепенно русифицировавшийся.

Спорят, был ли Харьков русским или оставался украинским? Во второй половине XIX века так или иначе большинство жителей Харькова говорило если не на русском, то на суржике, в силу политических, экономических причин. Для того чтобы «выбиться в люди», это так тогда называлось, получить должность, нужно было говорить по-русски. Да, в Харькове был украинская культурная, а потом и политическая жизнь, она была действительно, мощной, но все-таки  – подпольной или, по крайней мере, не приветствовавшейся властями. Именно это роднило Харьков с Киевом, хотя последний все равно оставался центром украинскости. С другой стороны, Харьков, так или иначе, был его антагонистом, потому что он считался центром Юго-России, по крайней мере, официально.

Позже это особенно явно проявилось во время гражданской войны, когда радетели за «Единую и неделимую Россию» вообще не могли понять, как Харьков может быть украинским. Хотя скажем, украинофилы и те люди, которые стояли в главе украинских движений, были настроены националистически, и для них вполне естественно было видеть Харьков украинским. Они включали его в карты Украинской Народной Республики, потому что Харьков – был столицей Слобожанщины. А Слабожанщина – это, естественно, Украина, более того Слабожанщина тогда захватывала часть Белгородской, Курской, Воронежской губерний, этот факт никак не могли понять и принять российские националисты. То есть для них это были города-антагонисты.

Затем, во время советской власти, антагонизм усилился – столица была насильственно, искусственно перенесена в Харьков, и город получил невероятный толчок в развитии. Формирование культурных процессов шло именно в Харькове. Киев все равно оставался негласным центром, культурным, духовным центром. Харьков был официальной столицей, здесь бурлила и кипела жизнь.

А после того, как столицу из Харькова перевели, и особенно после Второй мировой войны, проблема заострилась, потому что Харьков стал рядовым центром. Не совсем обычным и рядовым, все-таки здесь и наука будь здоров какая была, и культура, но они, по крайней мере, мейнстримно, были российско-ориентированными. На моей памяти, и деятели науки, и люди культуры, и искусства в основном ориентировались именно на Москву. Харьков сравнивали с Москвой. Понятно, что здесь тоже было украинское течение, и были люди, которые все-таки больше смотрели в сторону Киева. Но рядовые обыватели как бы миновали Киев, люди, хотевшие сделать где-то карьеру, хотевшие чего-то добиться, стремились попасть не в Киев, а в Москву.

Киев развивался по-своему, Харьков по-своему, но Киев оставался, если можно так сказать, украиноцентричным или украиноориентированным, а Харьков был все-таки российскоориентированным. Но этот антагонизм был в какой-то степени навязанным насильственно.

Что будет дальше? Посмотрим.

Куратор, директор Харьковской муниципальной галереи Татьяна Аркадьевна Тумасьян 

Я бы сказала: и то и другое. Конечно, это тема, которая будоражит деятелей культуры. И в этом проявляется некая зависть, которая всегда свойственна второму или третьему городу страны по сравнению со столицей. Это с  одной стороны. С другой – у нас, конечно же, на генном уровне до сих пор существуют столичные амбиции. Хотя на самом деле я не связываю их с тем, что Харьков некогда был первой столицей Советской Украины. Для меня Харьков по своему духу, интеллекту, потенциалу, ресурсу  – столичный. Это же не географическая мера, это не мера административная, это – ментальная мера. И все зависит от того, как каждый себя ощущает. И вот в этом моем ощущении, люди, которых я знаю в Харькове, люди, которых я знала в Харькове, которые формировали его культуру, его багаж, его образ – это люди столичной культуры, не провинции.

В каждом городе, как и в каждой культуре, все равно существует несколько уровней: есть попса, есть массовая культура, субкультура или ее отсутствие, и есть все-таки люди, которые эту культуру по-прежнему делают. Может быть, в меньших масштабах, возможно, количественно эта прослойка действительно сузилась, но все равно в Харькове есть эти мощные замесы культуры, есть эти консервы, которые тут бродят и распыляются. И есть в этом городе, на мой взгляд, некая геоситуация этой маргинальности, пересечения дорог, пересечения культур, пересечения ментальностей, которые, как хорошие пивные дрожжи, создают определенную питательную среду для того, чтобы тут все время что-то происходило: меньше, больше, ярче, тускнее, взрывом или, уходя в некое подполье, как это было в 70-80-х годах. Харьков – это город, у которого есть источник. Про Киев мне сложнее рассказать, я там не живу, но бываю довольно часто по роду службы. И я понимаю, что, как и любой столичный город, Киев – это все-таки смесь приехавших в него людей, людей с мозгами, руками, со знаниями и, как каждая столица, он существует за этот счет. В плане искусства, у меня, как у представителя артовского сообщества, присутствуют обиды к Киеву, потому что, условно, галерей в Киеве всегда было и продолжает быть больше, как и центров современного искусства и других арт-институций, которые это искусство поддерживают, и они там, несомненно, мощнее. Но это столица. В общем-то в нашем постсоветском пространстве такая ситуация доминирует. У нас центризм. У нас пока не складывается ситуация, как в культурной Европе, когда маленький город может быть самодостаточным и может, как например, Кассель, сделать лучший фестиваль современного искусства на многие десятилетия, я говорю о «Документе». И жить за его счет и финансово, и имиджево, и культурно, и туристически и т.д. У нас это пока не складывается, и поэтому мы все живем вот в этом противодействии между городами, особенно оно заметно между большими городами, которые ощущают в себе потенциал. Такая ситуация существует в оси между Киевом и Львовом, между Харьковом и Киевом и между Киевом и Одессой.

То есть для Украины антагонизм – это норма?

Я думаю, да, то же самое было в советское время между Харьковом, условно, и Москвой, когда лучшие силы киношные, дизайнерские и из других сфер уезжали туда. Какое-то время вся обслуга Мосфильма, такая вот инженерная, состояла из выходцев из Харькова. Лучший дизайн в Москве во времена перестройки и в первые годы наших «разбежалостей» представляли выходцы из Харькова. В общем-то, эта ситуация характерная. То же самое сейчас происходит с Киевом. Молодые дизайнеры, молодые художники – очень многие уезжают в Киев, потому что там деньги, потому что там другие возможности, потому что там иностранцы, потому что там дипломатический корпус, – и весь этот джентельменский набор составляет лучшие условия жизни. Но опять-таки, наверное, эти наши внутренние разборки, эти игры интеллектуальные, они все-таки полезны, как любая конкуренция. Они дают возможность не почивать там на лаврах, не застывать в собственных каких-то мнимых или реальных заслугах, а ориентироваться на коллег, в том числе и на киевских.

А харьковское искусство и киевское искусство сильно отличаются друг от друга?

Для профессионала – да. В Харькове доминирует графика и дизайн, и фотография. И это, наверное, не в последнюю очередь, влияние визуальной атмосферы города. Госпром, конструктивизм, бетон, цемент и серый цвет наших основных сооружений, красивых.  Они все-таки дают это ощущение  графики, черно-белого, серого. А Киев, если посмотреть на его архитектуру, это больше бисквит. Там такая эклектика, разноголосье такое архитектурное от XIX века до сталинского ампира, и он город такой всегда более, на мой взгляд, как это сказать… Вот Харьков – жесткий, у него есть ХТЗ – это рабочие, это промышленный настрой. А Киев – более расслабленный, мягкий, мещанский, и это было всегда, и, наверное, в чем-то это по наследству передается. И если Харьков, как мы сказали,– это графика, дизайн и фотография, и причем такое все жесткое, то в Киеве сильна живопись, живопись цветная и яркая. У Харькова живописной школы нет.

Киев хорошо знает харьковское искусство?

Нет, в этом все и дело, что не очень знает. Знают, конечно, люди приближенные, с которыми мы варимся в одном профессиональном соку, они знают, потому что, условно, все украинские кураторы, готовящие свои проекты, обращаются к художникам из разных городов. Кроме того, художники из Харькова выставляются в Киеве даже чаще, чем здесь, потому что там возможности лучше. Поэтому вот сейчас мы готовим большой проект о харьковском искусстве в Национальном художественном музее. Это будет большой проект, представляющий Харьков в Киеве. И мы там покусились непросто на Харьков, а на Харьков авангардный, мы будем показывать художников от Ермилова, Косарева, реальных, да, авангардистов, через нашу школу фотографии, легендарную, Михайлова и компанию, через Бахчаняна – концептуалиста и нонконформиста и через конец ХХ века, через таких ярких художников, как Павел Маков, который и тогда еще в ХХ веке начал интересно работать и продолжает это делать, до молодежи, тоже яркой, тоже имеющей в своих работах авангардное проявление. И что интересно, готовя такой проект, ты как бы понимаешь, что это некий шанс такого вот группового проекта, показывающего Харьков, причем мы даже заявляем, что это не только выставка о художниках, но это выставка и о городе, потому что ее героями станет и Госпром, и конструктивизм харьковский, и литературная ситуация в Харькове, и в общем его культурная ситуация. Потому что помимо выставки будет еще очень мощная интеллектуальная платформа, состоящая из лекций, мастер-классов, кинопоказов, которые постараются все эти сферы харьковского искусства показать.

Историк, публицист Игорь Меркурьевич Соломадин 

Я бы сказал так: если брать современную Украину, то, наверное, центров формирования единой культуры может быть значительно больше, чем два. Поэтому было бы вполне естественно упомянуть и Львов, и Одессу, и Чернигов, и Ужгород, и Запорожье, и Черновцы…

Киев – это центр культуры, но они с Харьковом взаимодополнительны, так же, как и другие центры культуры. Я вижу Украину как идеальную страну, в которой мне бы хотелось жить дальше, как поликультурное государство.

Ни у одного из этих культурных центров нет монополии на украинство.  И Запад, и Юг и Восток, и Север – все это Украина. То есть, я думаю,  нам нужно создать в нашей голове такое видение Украины, которое представляло бы ее в качестве некоего полицентричного общества, а не моноцентричного. Чтобы это не было противостоянием отдельных регионов. Полицентричность должна стать целостностью, а эти центры взаимообогащающими. Для нас это первостепенная задача.

К этому мы не совсем привыкли, потому что в нашем обществе еще существует такая странная, не до конца осмысленная тенденция считать, что если есть столица, то, значит, она должна быть центром всей жизни страны. В нашем случае это Киев. А у Киева должен быть какой-то антагонист, предположим – Харьков. Или у Харькова должен быть свой антагонист, допустим, Львов, потому что Харьков на востоке, а Львов на западе. И это, в общем-то, ни к чему хорошему не приводит, потому что этот антагонизм Львов – Харьков, или Львов –Донецк, приводит только к конфронтации.  А на самом деле важно именно то, что культура может складываться полицентрично, и украинское общество богато своим разнообразием . Именно оно является мощным ресурсом для развития нашей жизни, потому что мы, живя здесь, на востоке, привыкли к одному стилю жизни: архитектура, речь, традиция – все это имеет исторические корни. Но и это тоже часть целого украинской культуры, а западные области, Львов, допустим, или Ужгород, или Черновцы – они ведь тоже не единообразны, в каждом есть свои отличия. Поэтому, отвечая на эту часть вопроса, я бы сказал, что здесь нет антагонизма, только взаимодополнительность. И что это не просто два центра, а это два центра, которые включены в систему культурных взаимодействий всех культурных центров Украины.

И в этом одно из наших существенных отличий  от северо-восточного соседа – Российской Федерации. Там знают только два города – Москву и Петербург. Ну, и еще – Сочи, куда ездят отдыхать. Не секрет, что для многих москвичей жизнь заканчивается за пределами Окружной дороги. Не буду дальше развивать эту тему, но затронул ее только потому, что Харьков еще в советские времена с легкой руки Евгения Евтушенко окрестили «украинским Ленинградом». И многим харьковчанам эта метафора пришлась по душе, так как грела наше самолюбие причастность к великой империи, к тому, что ассоциировалось с силой и мощью. Но вот только Украина никогда не была империей, и культурный, и урбанистический ландшафт здесь совсем другой.

Харьков в течение 15 лет был столицей советской Украины, возможно, это тоже добавляет некую остроту современной ситуации?

Да, хорошо, что вы это упомянули. Есть такой бренд – «Первая столица». Этот бренд подчеркивал как бы советскость Харькова и противопоставлял его Киеву. Конечно, здесь есть свои исторические корни, потому что Харьков  был центром большевистского движения, установления советской власти, а Киев был колыбелью национального  демократического Предпарламента – Центральной Рады. И здесь столкнулись, с одной стороны, Украинская Народная Республика –  центр ее, все-таки, Киев, и советская, большевистская модель Украины, которая шла из Харькова, а, точнее, была завезена из советской России.

Период, когда Харьков был столицей советской Украины, оказался очень интересным и, одновременно, трагическим. В начале двадцатых годов здесь была сделана попытка осуществить такой авангардный национальный проект. Конечно, он существовал на базе коммунистической идеологии, но это был проект национальной модернизации, я бы так сказал. Потому что именно здесь возник центр украинского авангарда, я имею в виду писателей, поэтов, художников, деятелей театра…  То есть это был все-таки мощный подъем национальной культуры, была надежда.   А потом оказалось, что представления тех украинских коммунистов, которые стремились к национальному возрождению, оказались абсолютно чужды строителям новой сталинской империи. В результате все эти надежды обернулись «Расстрелянным Возрождением»…

И тут как раз хорошо вписывается та модель, которую в свое время предложил Юрий Шевелев в своей статье «Четвертый Харьков». У него получилось четыре Харькова. Вот Харьков – казацкий, следы которого мы видим здесь, в нашем городе. Потом Харьков купеческий, дворянский – это второй Харьков. Третий Харьков – это именно авангардный, постреволюционный, хотя Шевелев никаких симпатий к советской власти не питал, как известно, но вот эта надежда, которая была в те годы, в 20-ые годы, она все-таки и его окрыляла. Символ того периода у нас остался – Госпром, например. Или печально известный Дом «Слово».  Но потом это все было закатано в железобетон сталинским периодом, это уже начало 30-ых годов.  Голодомор и дальнейшая сталинизация, которая практически уничтожила все надежды на то, что национальная культура здесь будет возрождаться как самобытная, как авангардная культура – это все подверглось уничтожению.

Потом была война, и фактически четвертый Харьков – это советская модель, которая просуществовала вплоть до Независимости.

Интересно, что сохранилась немецкая кинохроника, снятая одним из офицеров Вермахта. Он говорит, что Харьков – необыкновенно красивый город, и что он ожидал здесь увидеть все, что угодно, только не небоскребы.

А вот пятый Харьков …  Юрий Шевелев опубликовал эту статью  в 1948 году, и он как раз поднимал вопрос о том, каким  может стать пятый Харьков. И вот сейчас в Харькове существует движение, которое получило название «Пятый Харьков», это проект, который делает Сергей Жадан вместе со своим фондом. Множество интереснейших встреч, семинаров, фестивалей, в которых участвует не только молодежь, но и люди постарше.

Вернемся к  концепту «Первая столица». На мой взгляд, он  носит чисто спекулятивный и идеологизированный характер.  К сожалению, многие харьковчане просто не понимают, что это значит –  «Харьков – первая столица» – ведь звучит красиво, приятно, льстит самолюбию.  Я говорю: «Ребята, столица чего? Советской Украины, да». А еще раньше была, так называемая, Донецко-Криворожская республика, которую даже Ленин осудил в свое время и потребовал прекратить безобразие, ведь ему была нужна единая советская Украина, вся, целиком, а не по частям.

Некоторое время назад в Харькове был телеканал «Первая столица», там работало немало интересных людей, которые пытались глубже понять историю нашего города и рассказать о ней широкой аудитории. Но у создателя этого канала были свои цели – он неплохо заработал, но не своей журналистикой – ей особо не заработаешь — коммерческими проектами. Была, например, даже водка «Первая столица» — такая жалкая попытка собезъяничать бренд имперской «Столичной».  Оно бы ничего – каждый зарабатывает, как может. Но только вот когда началась война, этот,  то ли журналист, то ли водочный король, удрал в Россию, откуда бредил о «Новороссии».

Харьков имеет свое место в украинской истории, это такой город – фронтир, это Слободской край. Это город, который фактически создавался свободными людьми. Здесь существовала традиция освоения новых земель, это были украинские люди, казаки, обосновавшиеся на некогда пустынных землях, принесшие сюда свою культуру и традиции. Затем Харьков становится, если следовать Шевелеву, городом   дворянско-купеческим, но третьестепенным для империи, до тех пор, пока здесь в 1804-1805 году не был создан Университет. И то, что Харьков получил университетский статус – это уже придало городу совершенно другой облик. Хотя вы знаете, первые профессора, которые прибыли из Германии по рекомендации Гете, ехали сюда с определенными ожиданиями, которые рухнули, когда они увидели, что здесь в марте невозможно проводить занятия, потому что лужи такие, что там лошади тонут. И часть из этих профессоров, кстати, за вольнодумство было сослано в Сибирь, уволена из университета. Этот досоветский период истории Харькова, он  очень интересен.  Здесь были газеты разных направлений, были свои театры, была своя интересная культурная жизнь, были свои выдающиеся люди, которые затем проявили себя в мире, вот, например, Варвара Каринская, художница по костюмам,  которая сотрудничала с Пикассо, Дали, Шагалом, получила премию Оскар в конце сороковых годов, когда уже оказалась в США. Харьков был городом не первой важности в Российской империи, но тем не менее имевший свой облик. Вот именно после того как здесь начались революционные события, он уже приобрел совершенно другой характер. И на этом, видимо, строится противопоставление Харькова Киеву, о котором мы говорили выше.

Если же обратиться к нашему времени, к современности, то, действительно, создается  эта ситуация Пятого Харькова, который  утратил свои позиции индустриального центра, потому что уже становится понятно, что индустриальное общество остается позади. Но у нас, если верить статистике, 25 тысяч айтишников, сейчас IT-индустрия могла бы стать новым лицом города в целом. Айтишники – это сейчас наиболее продуктивная и обеспеченная часть харьковского общества, и они создают запрос на современную культуру, формируют свой стиль жизни. Правда, большой вопрос, удержатся ли они здесь и не уедут ли куда-то, потому что война, ведущаяся в двустах с небольшим  километрах от нас, она, конечно, не способствует притоку инвестиций, без которых Харьков не может стать тем, чем он по логике вещей должен стать – центром высоких технологий.

Если верить статистике, то Харьков сейчас, будучи вторым городом в Украине по величине, занимает даже не третье место по экономическому развитию. То есть,  сейчас он очень сильно уступает Киеву и по количеству иностранных компаний, и по интенсивности культурной жизни. Иначе говоря,  Харьков сейчас находится в несколько подвешенном состоянии.  С одной стороны, у него есть потенциал, и львовяне, например, уже иронизируют, говорят: «А, Харьков! Харьков – это город с большим потенциалом, да-да!» Грустно, но наш потенциал все никак не реализуется в полной мере. И мне кажется, что обыденная  харьковская жизнь, нынешние власти Харькова, они не очень соответствует той роли, которую Харьков мог бы играть в культурной жизни современной Украины и Восточной Европы.

Что скажете насчет языковой проблемы?

Сложилось исторически, что в нынешнем  Харькове большая часть людей говорит по-русски. Но так было не всегда. Можно проследить, что украинское население Харькова до начала 30-х годов и после 30-х – сильно отличается друг от друга. Потому что тогда в Харькове было больше украинского, а потом, уже в результате войны и  после нее, произошли вот эти трагические трансформации, однако не только с украинским населением, но и, например, с еврейским. Поэтому ситуация здесь существенно  изменилась. То, что мы видели в 60-х – 70-х годах в Харькове – это не та ситуация, которая была, допустим, в 20-х годах. Другое дело, что мы не всегда это понимаем.

Но сейчас тоже многое меняется. В последние годы в Харькове намного больше людей воспринимает украинский язык и общается на нем.  Хотя, конечно, уровень развития украинской культуры и украинского языка в Харькове не очень высокий. Но он и в Киеве пока не очень  высокий. Хотя, конечно, он выше в Киеве, но не так, чтобы эти отличия сильно бросались в глаза. По-моему, Киев и Харьков в этом близки между собой.

Я люблю оба эти города  – это наши украинские города, во многом уже с чертами европейской жизни. Пусть их еще не много. Но они есть, они заметны для иностранцев, которые приезжают сюда. Один немецкий журналист, когда мы гуляли по вечернему Харькову, как-то сказал мне: «Такая красота и всего в сорока километрах от российской границы!» Еще один наш друг, известный европейский историк Карл Шлегель, написал специально для европейских читателей книгу «Украинский вызов. Открытие европейской страны», в которой  подробно описал свое знакомство с Киевом, Одессой, Ялтой, Харьковом, Днепром, Донецком, Черновцами и Львовом.

Вот так мы и вернулись к исходной идее – идее многообразия и полицентричности украинской культуры.

А закончу тем, что когда меня спрашивают, какой я город больше люблю – Киев или Харьков, мне хочется ответить вопросом на вопрос: «А вы кого больше любите, папу, или маму?»

Философ Дмитрий Владимирович  Петренко 

Большая ошибка  – рассматривать Киев и Харьков как города-антагонисты. Конечно, в Харькове все еще силен миф 1920-х годов – периода, когда город был центром украинской культурной жизни. Наследие 1920-х годов: самая большая на то время площадь в Европе, авангардный небоскреб Госпром, передовые эксперименты в литературе и театре, статус научного центра  – все это  составляет  амбиции Харькова, подтверждающие его особое положение среди других украинских городов.  Харькову свойственно категорическое неприятие провинциальной маргинальности, которую неизбежно навязывают  оппозиции столица/провинция, центр/периферия, но это неприятие не есть антагонизм, а скорее основание для одного из многообразных векторов современной украинской культуры. Харьков в своей истории часто был плавильным котлом, вбирающим в себя многообразие совершенно различного культурного опыта, и поэтому сегодня город является важнейшей частью того нового общеукраинского культурного пространства ХХІ века, которое соединяет в себе и модерный национальный проект, и открытость к миру.

Текст: Даша Перельмутер, Харківський університет імені В.Н. Каразіна, 6 курс, група СК-61, кафедра медіакомунікацій.

* Интервью, взятое для InKyiv