Биография этой книги причудлива, зато биография ее автора многое проясняет.

Гюнтер Андерс – двоюродный брат Вальтера Беньямина, сын Вильяма и Клары Штерн, основателей детской психологии. Учился у Гуссерля и Хайдеггера (вместе с Ханной Арендт: они начали встречаться в семинаре у Хайдеггера и затем около 10 лет были вместе). Писательскую известность он приобрел в 1956-м после книжки, которая в оригинале называется «Die Antiquiertheit des Menschen», – смысл ее в том, что технологическая революция и ее последствия превращают человека в «антиквариат»: душа и разум не в состоянии вообразить и осмыслить возможные (катастрофические)  последствия.

«Катакомбы Молюссии» были написаны в начале 1930-х, после того как Гюнтер Андерс прочел «Майн Кампф». Это текст о фашизме, который на тот момент, когда писался, ощущался антиутопией и через несколько лет стал реальностью, кафкианские диалоги двух граждан воображаемого (пока – воображаемого!) фашистского государства. Возможно, что именно  зазор между предвидением того, как это будет, и знанием того, как это было, заставлял автора без конца переписывать книгу, в итоге она была опубликована лишь после его смерти.

Артхаусный французский режиссер Николя Рей (не путать с Николасом Реем, автором «Бунтаря без причины») прочел одну из незавершенных версий и снял несколько эпизодов на 16мм, которые затем возил в чемодане по всем фестивалям и предлагал смотреть в произвольном порядке. Фильм назывался «Иначе, Моллюсия». Автор фильма понимал его как предостережение.  Автор книги, как мы знаем, до самого конца пытался наложить антиутопию-предостережение на память о реальном фашизме.

— Они с незапамятных пор расценивают знание как подстрекательство, — объяснил Оло. — Священник Ноо, предсказавший, что буря уничтожит королевский дворец, был убит, когда дворец в самом деле загорелся. Лишь заранее знавший об этом мог совершить такое. Они не различают предостерегающих и преступников.

— Я предостерегал задним числом. Нужда свирепствовала давно, и кровопийца Бамба тоже. Я лишь назвал вещи своими именами.

Оло принялся раскачиваться на кончиках пальцев и повторять имя Бамбы, будто старался запомнить. Когда Куру спросил, что он делает, он ответил:

— Этого имени я не знаю.

Куру испугался: собеседник, должно быть, очень стар. И спросил, не придется ли и ему навсегда остаться здесь и стать таким же старым.

— Конечно. — Когда Куру спросил, почему, Оло сказал: — С тех пор, как ты здесь, я узнал еще одну историю. Одну из многих. Я знаю много историй, от начальных времен Молюссии до сегодняшнего дня. Сознает Молюссия или нет — Молюссия над нами, шумная, светлая и слепая, не более чем в десяти футах вверх, но недостижимо далекая из–за стены в десять футов, — но здесь в подвале сберегается ее подлинная история. То, что сама она давно забыла, здесь передается от узника к узнику, от вестника к вестнику. Тебе тоже придется слушать, ибо правда существует не для того, чтобы гордиться своей потаенностью и темнотой. Тебе предстоит нести правду дальше: может, через сто или двести лет ее вынесет наверх, чтобы город узнал, как обстоят дела.

— Она шагает над нами? — спросил Куру, имея в виду Молюссию. Но, задавая этот вопрос, напряженно прислушивался. Он услышал что-то вроде шагов и нежного гула и решил, что это шум города.

— Кроты.

— А гул?

— Гул у тебя в ушах. Это пройдет.

Гюнтер Андерс. Катакомбы Молюссии. Пер. с нем. Татьяны Баскаковой. – М.: libra, 2018.