Мария Галина написала для In Kyiv про нашумевшее городское фэнтези, новый и странный киевский роман.

Жанровую литературу не стоит недооценивать. Этнофэнтези и детектив порой собирают вокруг себя нацию эффективней, чем психологическая проза – кем были бы англичане без Холмса? У городской фэнтези здесь своя, особая роль – попытка обживания окружающего пространства в новых исторических условиях.

Тараторина предлагает нам не просто городскую фэнтези, а киевскую городскую фэнтези. А с этим городом нелегко работать. Отчасти потому, что были великие предшественники. Отчасти потому, что последние попытки его литературной эксплуатации если и можно назвать удачными, то только с коммерческой точки зрения. Но Тараторина все же рискнула, скажем так, переломить ситуацию.

Итак, перед нами альтернативный Киев 1913 года,  все в ожидании великой войны или конца света, где-то в холодном Петербурге сидит Государь Император с больным наследником, которого может спасти только…

Тут и начинаются отличия от того, что принято называть «исторической правдой». Поддерживает силы хилого императорского сына некое «сухое варенье». Киев является источником и поставщиком этого странного продукта, а заодно лежит на границе черты оседлости, с той только разницей, что третируемые нацменьшинства здесь – нечисть, нелюди. Все это позволяет затеять игру с аллюзиями на реальную историческую ситуацию. Убийство гимназиста на Трухановом острове очень смахивает на ритуальное, под подозрение попадает живущая тут же на острове община водяных, расследование поручено оказавшемуся в Киеве проездом столичному следователю Тюрину, все, конечно, оказывается не тем, чем кажется, а самому Тюрину, в конце концов, приходится выбирать – он сам-то кто? Вдобавок у героя сложные отношения с пропавшим отцом (ох уж эти пропавшие отцы!).

В  классификации нечисти Тараторина изобретательна даже слишком (мавками, нявками, русалками, водяниками, змееголовцами, песиголовцами, алконостами, вовкулаками и берсерками дело не ограничилось). Конечно, такое обилие нечисти, где у каждого вида имеются свои сверхспособности, позволяет автору выпутывать своего героя из самых сложных положений, подбрасывая ему нужные ключи там, где в настоящем детективе требовалось бы долгое и кропотливое расследование. Впрочем, где-то к середине романа удивленный читатель начинает понимать, что это не баг, а фича, и что автор вовсе не детектив пишет (какой тут детектив, если можно вызвать душу убитого и допросить его), а разворачивает перед ним, читателем, классический фэнтезийный квест – «собери столько-то предметов и получи скиллы». Постепенно выясняется, что роман выстроен довольно сложно, по стенкам в первых актах главах развешаны даже не ружья, но такие многочисленные изящные дамские пистолетики, и все они, в конце концов, стреляют, хотя не все в цель и не все боевыми.

Привлекает тут в первую очередь то, что Шкловский называл остранением – привычное историческое событие, известные исторические фигуры поворачиваются  чуть-чуть другим углом, и вот уже Фрейд специализируется на неврозах нелюдей, Шевченко и Франко тоже, хм, не принадлежат к человеческому племени, способный студент Михаил Булгаков связан с тайным обществом, положившим воскресить Великого Змея, а  Черная Сотня радеет за чистоту человеческой крови и за избавление мира от нечисти. Узнаваемая топография заселяется странными обитателями, но, к радости киевского читателя,  остается узнаваемой. К тому же,  в отличие от бесплотных фэнтезийных эпопей,  где герой и не чихнет толком, герои Тараториной в зависимости от видовой принадлежности, потеют, кровоточат,  гниют, воняют, линяют, булькают, все буйно цветет и столь же бурно распадается, а если уж нашествие зомбаков-кощей, то на полную катушку, со всеми подробностями. Такая вещественность, плотность (во всех, кстати, смыслах) текста на наших теренах редкость.

Еще один бонус любителям этнофэнтези (а это несомненно «городская альтернативная историческая этнофентези», вот как все сложно!) –  причудливая мифологическая модель мира, которая «срабатывает» в рамках романа – со змееногой богиней Апи, Ольгом (не Олегом!) – змееборцем, собственно Великим Змеем и т.п.

Мало к какому дебютному роману нельзя придраться. Большую часть серьезных вопросов к «Лазарусу» высказал в своем блоге писатель и переводчик Антон Санченко. Если нелюдь как бы замещает этносы (вплоть до того, что, скажем, черти почему-то носят еврейские имена и фамилии), то куда делись настоящие этносы, а если никуда не делись, то какие между ними отношения? Скажем, мадам Кац с чего бы это ходит в церковь как к себе домой? А есть ли тут вообще иудаизм? А еврейская слобода есть?  А где украинские националисты? Конечно, проще сделать Шевченко нелюдью,  у которого душа болела за угнетенных братьев, но Киев-то, согласно автору, все-таки  под империей и его вот-вот втянут в большую войну! Или пассионарна  только нечисть, а люди, скорее, охранители и консерваторы?

Почему – если существование ада и чертей наверняка доказано, на господствующей религии это никак не отразилось (и, добавлю, почему пасхальный тропарь читают осенью, да и кстати, монахом, даже подставным, стать не так просто)?  И так далее… Тем не менее, предложенная картина мира – в силу ее ксенофильского, пестрого устройства – на удивление симпатична и на удивление не сентиментальна и телесна (уж не знаю, проявляется ли именно в этом национальное, ну да вот будем ждать других прорывов, чтобы как-то определиться). К тому же, автор, обладая прекрасным чувством юмора, весьма ловко водит читателя за нос (уж не знаю, любит ли автор Пратчетта, хотя и можно усмотреть кое-какой его инструментарий, удачно  приложенный к совершенно иному сеттингу и иному – хотя не менее гуманистическому – мессиджу).

Да, кстати, и герой все-таки спас мир. И себя заодно.

На то и жанр.

Світлана Тараторіна. Лазарус.  К.: КМ-Букс, 2018.

Текст: Мария Галина