Пинхас Фишель и Марина Полякова о том, что такое рейзеле – игра, традиция, искусство?

Что может быть проще бумаги, расходного материала, черновика, обертки, которая тут же отправляется в корзину? Что может быть сложнее кропотливого многочасового вырезания из бумаги узоров, фигурок, целых историй?

В культуре европейского еврейства вырезание из бумаги или пергамента – рейзеле, «розочка» на идиш, – известно как минимум с XIV века. Корпели над бумагой, как правило, ешиботники – ученики ешив, высших религиозных школ. А сюжетами становились коллизии и персонажи Торы, символические звери и растения.

Где использовались рейзеле? Например, в мизрахах – табличках, которые вешались на стене дома, глядящей в сторону Иерусалима. А еще при оформлении ктуб – брачных договоров. Зачем, казалось бы, украшать сухой документ резной или расписной рамочкой, заказывая работу специальному мастеру? Но ктуба – не просто документ, это поэма с витиеватыми оборотами и реверансами в сторону жениха, «любимого и милого молодого человека», невесты, которой за «целомудренность» полагалось приданое, и в высшей степени достойных родителей брачующихся. Наконец (и это главный аргумент), талмудический принцип хиддур мицва (букв. украшение заповеди) предполагал, в том числе, эстетизацию предметов, использовавшихся в обрядах и быту.

Искусство рейзеле цвело несколько веков, а потом погибло в Европе вместе с евреями, совершенно выпав из единого некогда культурного пространства,  превратившись в умолчание, как штетлы, ешивы, пышные еврейские свадьбы. На Востоке оно сохранилось, но здесь его нужно открывать заново. Киевский мастер рейзеле, увлеченный его популяризатор, – художник Пинхас (Павел) Фишель, выставка  работ которого, совместная с Матвеем Вайсбергом, недавно прошла в ЦСИ «Белый свет».

Приобщение же Павла Фишеля к рейзеле – случайность, казус, или провидение, как хотите. Проходил как-то в Шешорах ежегодный фестиваль этнической музыки, на котором Ирина Климова (директор Музея Шолом-Алейхема) должна была вести мастер-класс по рейзеле, но не смогла приехать. Пинхаса Фишеля попросили ее заменить, при том что на тот момент Фишель ничего не знал про рейзеле, даже слова такого не слыхал. Но тот мастер-класс, в конечном счете, дал ему возможность заговорить на новом художественном языке.

«Первая работа, которую я сделал, это оформление нашей с женой ктубы. Она, по сути, очень традиционная, похожа на другие восточно-европейские: короны, букеты, рыбы, две колонны, птицы, образ Иерусалима…»

Однако уже в той первой работе Фишель нарушил каноны серьезности, создав букет, в котором цветы переплетались с рыбами. Его как художника интересовало расширение возможностей, и вскоре был придуман прием, который отличает рейзеле Пинхаса: игры с симметрией.

Для традиционной рейзеле, как и для украинской вытынанки, белорусской выцінанки, литовской karpiniai характерна вертикальная симметрия. Пинхас начал складывать бумагу по диагонали и так создавать рейзеле с разнонаправленной симметрией и дополнительными визуальными эффектами, иллюзией склеенности двух работ. При этом одна работа выполнена в восточно-европейской традиции, а вторая –  в восточной (Афганистан, Персия). И это было только начало осознания огромной вариативности рейзеле.

Новейший проект Фишеля «Страсти вокруг единорога», который мы видели на недавней выставке, делится на две внутренне связанные части: это «сериал» про дерущихся в райских кущах женщин; и это крышки клавесинов, украшенные этими самыми дерущимися женщинами, не то менадами, не то куртизанками, что-то не поделившими. Этот проект – прекрасная иллюстрация к тому, во что может превратиться традиционная техника в руках художника.

Хронологически ашкеназийское рейзеле и стиль барокко, увлекший Европу в XVII–XVIII веках, совпадали. Вроде бы какое дело барокко до ктуб и мизрахов закрытого, обособленного еврейского мира? И все-таки в еврейском искусстве барокко расцвело, более того, превратилось в самостоятельное выражение национальных особенностей, воплотило особую мистериальность служения. Пинхас Фишель непринужденно соединяет две традиции в «Страстях вокруг единорога».

Фотография Влада Крышовского

«У меня давно была мечта сделать что-то типа расписных музыкальных инструментов: клавесинов, роялей и так далее. Однажды в Берлине я попал на огромную выставку расписанных клавесинов. Это большая традиция, много хороших художников отдали ей дань. Сохранилось описание рубенсовского клавесина, жив клавесин Шагала… И мне показалась эта идея чрезвычайно интересной. Занимаясь дерущимися женщинами, я увидел, что характер повторяющегося ритма женских тел, вьющихся растений очень похож на течение музыки. Почему не сделать в таком же духи крышки для клавесинов?

Один из использованных здесь приемов – конфликт двух впечатлений. Он характерен для барокко вообще. Например, мы смотрим на картину Караваджо и видим бога с кубком, присматриваемся: под ногтями у него чернота, натюрморт сгнил, белая простыня наброшена на грубую мешковину. Здесь то же самое, вы сначала вроде бы видите образы возвышенной музыки, а внимательно присмотревшись, замечаете, что левая и правая сторона не идентичны, да и в целом сюжет странный.

Я выработал свою технику. На одной части листа решаются все вопросы: левее фигура или правее, листик туда, листик сюда. Потом эта часть накладывается на другую и вырезается. Стали получаться двойные работы. Конечно, тут тоже надо говорить, что меня не так привлекает кропотливое прорисовывание и вырезание каждой детали. Как профессионального художника меня интересовало техническое решение. Я придумал, что можно согнуть лист с небольшим смещением и добиться «покосившейся» симметрии. А человеческий глаз вообще считывает либо по горизонтали, либо по вертикали и от небольшого перекоса перестает воспринимать зеркальную симметрию, оттого картинка кажется более динамичной. И изображение, с одной стороны, приобретает большую разнообразность, с другой как раз и работает на эффект двойного впечатления, как будто мы видим два кадра».

Искусство рейзеле погружено в сакральную традицию, это его «шинель». Плотный символический ряд рейзеле легко прочитывался всеми участниками процесса, и изготовителями, и потребителями, это была живая культура. Есть ли связь между сакральной традицией и светскими мотивами, этими самыми дерущимися женщинами, изображаемыми Пинхасом Фишелем?

«Между ними существует определенного рода взаимосвязь. В традиции, в частности, в оформлении ктуб, есть место установлению гармоничных отношений между мужчиной и женщиной. Здесь тоже существует напряжение между мужским и женским началами, потому что единорог, конечно, символизировал начало мужское. И мы видим мир, в котором что-то важное разрушилось, у бедного, смущенного единорога нет мотивации защищать этих странных агрессивных девушек.      

Рейзеле можно читать как текст. Еврейское слово хамор, осел, одновременно означает и животное, и материальность мира вообще. Вот на ктубе изображен осел, символ материального мира, вот семисвечник, символ служения Всевышнему. Ведь центральная еврейская тема – служение Всевышнему через материальный мир. Осел произносит молитвы, из них возникают птицы, которые летят ко львам, переносящим славословия осла уже в мир абстрактных существ – тех же единорогов. Образ льва, трубящего в рог единорога, встречается в синагогах, в книгах, это символ конца дней, прихода Машиаха. На спине льва стоит грифон, которого принято связывать с ангелами высшего звена, удерживающих корону Всевышнего. Ну а от Всевышнего в мир исходит благословение, воплощенное в образах рыб. Это, так скажем, мужская часть рейзеле, более строгая. А женская больше связана с гармонией, красотой, она включает вязь, подобную восточной.

Хотя существуют герои, которых я просто придумал, например, улитка».