Новый роман Алексея Никитина «От лица огня» готовится к выходу в издательстве «Лаурус». С одной стороны, он вписывается в большую традицию литературы о Второй мировой войне, с другой стороны, традицию эту ломает.

Первые абзацы, зачин истории, вызывают какие-то туманные воспоминания – молодой человек, перешедший фронт, на допросах держится уверенно… Ну да, это «И один в поле воин» Ю. Дольд-Михайлика, и даже имя героя похоже: там Генрих фон Гольдринг, здесь – Илья Гольдинов. Невольный оммаж выглядит постмодернистской иронией. Но дальше все серьезно. Если роман о советском разведчике был строго идеологически выдержан, то «От лица огня» работает с болевыми точками нашей истории, ломая эту самую идеологию. Собственно, такого ракурса в огромном массиве советской военной литературы не могло быть: киевский еврей, командир партизанского отряда, попадает в плен, бежит из него и «под прикрытием» по заданию НКВД работает в оккупированном нацистами Киеве.

Кажущаяся головокружительной авторская фантазия опирается на твердый базис архивных документов, в том числе из рассекреченного архива Первого управления НКВД УССР. И, вероятно, это хороший пример того, как работать с военной темой в новом веке и новой культурной парадигме. На украинском языке роман выйдет в переводе Зои Александровой под названием «Бат-Ами».

Алексей Никитин. От лица огня. Киев. Лаурус, 2021

Утром 22 ноября 1941 года у штаба 261-й стрелковой дивизии курили два офицера. Командир разведки 976‑го полка лейтенант Кожевников, доложив данные, собранные ночью его разведгруппой, собирался вернуться в полк и завалиться спать. Он рассчитывал, что до вечера теперь вряд ли кому-нибудь понадобится. А начальник особого отдела дивизии старший лейтенант госбезопасности Кропалюк только что вернулся из Ворошиловграда, из особого отдела 12-й армии. Шесть дней назад дивизия отступила, сдав немцам Имени Кагановича, но закрепилась на двух высотках и уверенно оборонялась в километре от Первомайска. — Командир на месте? — спросил особист Кожевникова и кивком головы отозвал его в сторону. Дневальному, выставленному у входа в штаб, незачем слышать их разговор, даже если это обычный трёп. — Все на месте. Только что докладывал командиру. Ребята ночью сходили в Александровку, там сейчас батальон немецкой пехоты, но серьёзной техники пока нет. — Может, нет, а могли и не заметить. Кто командовал группой? Твой зам? — Да, Грицай. — Хороший парень. Молодец ты, лейтенант, всего месяц вместе служите, а зама уже подготовил. Будет кого оставить, когда пойдёшь на повышение. Кожевников хекнул. Особый отдел шутить не любит, но если шутит, надо смеяться.

На самом деле разведчика ждало не повышение. Его переводили на ту же должность в один из полков 270-й дивизии, державшей оборону под Изюмом. Особый отдел армии накануне согласовал назначение. Говорить этого Кожевникову особист не собирался, придёт время — командиры сообщат. И заместителя его Кропалюк едва помнил, но, по давней привычке, на людях хвалил всех. Все знают, что Кропалюк свой хлопец, с ним всегда можно поговорить, и если надо, получить толковый совет. А что он сообщает в особый отдел армии — его дело, и об этом никто из офицеров дивизии, если, конечно, всё у них будет хорошо складываться в карьере и в биографии, никогда не узнает. Могут только догадываться. Это Кожевников в разведке — считаные месяцы, а Кропалюк в органах четыре года, он давно научился по воде ходить — пятки не мочить. День начинался такой же серый и промозглый, как и предыдущий, как и вся предпоследняя неделя ноября. Зима на Донбасс в этом году пришла ранняя, засыпала снегом дороги, задержав, но не остановив немецкое наступление. Немцы шли на восток; не так, как летом, не так, как в сентябре, тяжелее и медленнее, но всё равно шли. Офицеры уже докурили, когда к штабу подошёл очень высокий, крепкий, но сильно исхудавший парень в грязном френче железнодорожника. Френч ему был мал, из коротких рукавов выглядывали обшлаги гимнастёрки, а из них торчали крупные запястья и большие багровые кулаки. Стоптанные сапоги и штаны желтели пятнами засохшей глины. Парень что‑то спросил у дневального, и тот указал ему на Кропалюка и Кожевникова. — Это что ещё за птица-дрозд? — пробурчал особист, когда парень направился к ним, и Кожевников подумал, что в том и правда есть что-то от большого чёрного дрозда. — Младший лейтенант Гольдинов,  — подошёл к ним парень. — Выхожу из окружения, ночью перешёл линию фронта. Ищу начальника особого отдела дивизии. — Форму где‑то бросил, вырядился чёрт-те как, приветствовать старших по званию разучился. Может, стоило остаться на той стороне, младший лейтенант? — Дружелюбная улыбка Кропалюка никак не вязалась с его словами. Первой фразой он привычно выбивал собеседника из равновесия и следил за его реакцией.

— Был ранен в правую руку, товарищ старший лейтенант. Ещё не восстановился после ранения, — Гольдинов спокойно посмотрел в глаза особисту. «Не восстановился, — мысленно повторил Кропалюк. — Так говорят спортсмены. Или медики. Похож на бывшего физкультурника. Точно, боксёр, вон и нос расплющен. Тяжеловес». И тут же память подбросила ему воспоминание: похож, похож… Как же у того была фамилия? И тоже ведь еврей… Тут в разговор вклинился разведчик, и картинка, вот‑вот уже готовая проявиться, затуманилась и пропала. — В какой части служил, младший лейтенант? — спросил Кожевников. — Последняя должность  — начальник штаба батальона 558-го полка 159-й стрелковой дивизии. Кожевников перевёл взгляд на особиста: 159-я  дивизия была полностью уничтожена в киевском котле ещё в сентябре, как и вся 26-я армия, в составе которой она воевала. — Долго же ты шёл, — продолжил разведчик, перенимая тон Кропалюка. — Неотложные дела в тылу врага задержали? На это младший лейтенант не ответил ничего, но и глаз не отвёл. Всё время разговора взгляд его был уверенным и казался сосредоточенным. Кожевников снова глянул на особиста, но тот ответил раздражённой гримасой, неожиданной и оттого пугающей. Разведчик занялся не своим делом, влез на чужую территорию, надо было срочно ставить его на место. Кропалюк уже прикидывал, как лучше осадить лейтенанта, но тут ему пришла другая мысль. — Ты линию фронта на каком участке перешёл? — спросил он Гольдинова. — Обошёл станцию со стороны Калиново‑Попасной, вышел к Александровке. Там идёт пологая балочка — неглубокая, но извилистая, по ней прошёл на нашу сторону. Если немцы двумя батальонами под прикрытием танков пойдут в атаку с обоих флангов, а по балке незаметно пустят ударную роту пехоты, то возьмут Первомайск за час. — Да ты стратег, младший лейтенант, — сощурился Кожевников. — Только на нашем участке танков нет. А пехоту в балку загонять никто не станет, это самоубийство.

— Танки есть, стоят к северу от Калиново-Попасной. До семидесяти машин точно, если не больше. — Хорошо, младший лейтенант, — Кропалюк решил, что игру в прятки пора заканчивать. — Я начальник особого отдела дивизии. Ты задержан до выяснения обстоятельств нахождения на территории, временно оккупированной врагом. Иди к штабу, жди нас там, — велел он Гольдинову, а Кожевникова придержал за рукав шинели. — Твои ребята этой ночью там были? — Точно, там. — Допроси его прямо сейчас и сравни с докладом твоей группы. Посмотрим, что он насвистит, а заодно своих проверишь. Целый танковый батальон на нашем участке, это не шутки. Полчаса тебе даю. А потом я за него возьмусь.

Фото: Алексей Никитин