Давид Лазаревич Сигалов, наверное, последний из легендарных городских докторов, которого помнят  киевляне среднего поколения: он лечил до глубокой старости, а прожил он 92 года и на медицинском факультете университета св. Владимира учился вместе с Михаилом Булгаковым (это для любителей теории рукопожатий: все киевские дети, которых успел вылечить доктор Сигалов, через него знакомы и с этим «киевским доктором»).

Он родился в 1894 году в Переяславе, семья была зажиточной, родители хотели видеть его врачом. У него, кажется, были другие планы. В 1912-м он с отличием закончил гимназию, был вне конкурса зачислен на медицинский факультет, но буквально на следующий день попытался перевестись на юридический. Отец немедленно приехал в Киев, он был в отчаянии, и вот Сигалов снова понес заявление с просьбой зачислить его обратно на медицинский. «Что вы скачете как блоха?», – спросил его ректор. «Подчиняюсь воле отца», – ответил новоиспеченный студент, и жизнь его была решена.

В 1915-м студентов-медиков отправили на фронт, Сигалов был контужен, через год его демобилизовали, и он стал работать ординатором в детской клинике при Киевском университете.  Но контузия и страшные киевские зимы 1918-1919 дали о себе знать, и в 1919-м великий доктор Феофил Яновский поставил ему диагноз: скоротечный туберкулез легкого. Благоприятного исхода основатель украинской фтизиатрии на тот момент не видел.

Давид Сигалов: Была зима. На санях увозили меня домой. По дороге новая беда — нападают хулиганы и снимают шапку.  А ведь было так много планов. Я мучительно задумался — как могу сохранить себе жизнь? Думалось так: если одно легкое не действует, значит, его функции переходят на другое, стало быть, здоровому легкому нужно больше кислорода. Тогда я, к ужасу родных, потребовал выводить меня на воздух. И так в течение всей зимы и весны. Температура начинает падать, здоровье крепнет, и постепенно я поднимаюсь на ноги.

Он тогда действительно сумел вылечиться, и этот случай определил его врачебную философию:

Воздух – спутник здоровья!

Эту формулу доктора Сигалова знали все его маленькие пациенты и их родители.

Рассказы о посещениях доктора традиционно начинаются так: мы знали, что Сигалов потребует открыть форточки и мы заранее открыли форточки перед его приходом. Комнатная температура «по Сигалову» должна была быть +18, никак не выше: при такой температуре, говорил он, «организм мобилизуется».

Элина Елишевич: 1982 год. Мой старший сын, Илюша Портной, был в больнице с очередным астматическим бронхитом. Мой свекр привез доктора Сигалова, который был в весьма преклонном возрасте. На третий этаж свекр внес его чуть ли не на руках. Шепот по этажу: «Сигалов идет, Сигалов идет». Доктор вошел в палату (на улице февраль), распахнул окна. «Когда последний раз купали?» – «Три дня назад». «Лучше б вы его не кормили!». В общем, выдал инструкции и как кормить, и как одевать, и как дышать. Астмы удалось избежать.

Екатерина Ладыженская, заместитель директора Киевского музея русского искусства: Когда я пришла работать в музей, здесь было очень холодно. Во всех рабочих комнатах температура 16-18 градусов, и мы замерзали, сидели в кофтах, шарфах, а Михаил Факторович, заведовавший тогда отделом искусства второй половины XIX века, еще и открывал форточку. Умирая от холода, мы просили ее закрыть, но он всегда вопрошал: «Вы хотите быть красивыми и долго жить? Так вот, Сигалов сказал, что для детей в комнате должна быть такая температура, значит, и у нас будет». А когда Сигалов приходил в музей, всегда требовал: «Немедленно открыть окна, чтобы чистый воздух шел».

Коллекция

Эта его страсть началась в детстве: с 6 лет он собирал открытки с репродукциями. И он до последних дней поздравлял своих адресатов именно такими открытками. В 1924-м он положил начало своей знаменитой коллекции: в комиссионном магазине на Крещатике, 12 он купил картину старого немецкого художника. Но довоенная его коллекция пропала. В 1941-м он вынужден был оставить ее на попечение домработницы, и что  случилось с картинами во время оккупации, – неизвестно. В коллекцию чудом вернулись только четыре, среди них эскиз декорации Александра Головина к опере Жоржа Бизе «Кармен» (1903 г.) и «Женщина в кивере» Валентина Серова.

Сам Сигалов во время войны работал в эвакогоспиталях и курировал Пензенский детский дом. В 1944-м он защитил кандидатскую диссертацию «Пневмонии у детей раннего возраста».

Вернувшись в Киев он возглавил кафедру в Охматдете и стал восстанавливать коллекцию.

Первую картину «Портрет Петра Михайловича Голицына» Федора Рокотова Сигалов подарил Киевскому музею русского искусства в 1963 году. Спустя 10 лет передал еще 60 с лишним работ. Всего в собрание музея по завещанию отошло около 400 работ. Дары Сигалова, в частности пейзажи Петра Левченко и Сергея Васильковского, есть и в Национальном художественном музее Украины.

Он любил и покупал русский модерн (и у него была отдельная страсть – Зинаида Серебрякова): в середине века модерн еще можно было найти, но музеи его практически не комплектовали. Так что Сигалов во многом закрыл эту брешь. Он был слишком коллекционер, т.е. слишком ребенок: он так сильно хотел иметь у себя то, что ему нравилось, что порой «покупался» на заведомые «фальшаки», и этой его слабостью пользовались, особенно в последние годы. Но говорят, он никогда не пытался возвратить купленное. Говорил: «Обжегся – терпи».

Киевские адреса доктора Сигалова

В 1918-м, при гетмане Скоропадском, в Киеве возник Клинический повторительный институт, будущий Институт усовершенствования врачей. Он размещался на бульваре Шевченко, 13 и на ул. Саксаганского, 75.  Сигалов возглавлял в этом институте кафедру детских болезней. Затем она стала частью Института Охраны материнства и детства (Охматдет, ул. Чорновола, 28/1). И на здании Охматдета установлена мемориальная доска доктору Сигалову.

Жил Сигалов в небольшом доме на Владимирской, напротив Оперного театра (дом не сохранился). Последний его адрес – ул. Михайловская, 12а.