Мы начинаем серию «архитектурных» колонок – разговоров киевских архитекторов о городе. Первая колонка – Бориса Ерофалова, не потому что он профессор международной академии архитектуры и академик украинской академии. Потому что он, возможно, лучший в мире знаток «тела» нашего города. А значит, возможно, – и души.
У меня довольно много высказываний об архитектуре. Есть книжка «Архитектурный атлас Киева». Есть – «Архитектура советского Киева» и «Архитектура имперского Киева». «Архитектурные каникулы» описывают, если я не ошибаюсь, 15 стран. Последняя книжка, которую я сделал, называется «Символы архитектуры, или нумерологическое испытание архитектурной формы», 600 страниц. Символы разбиты от 1 до 12, по циферблату. Единица – колонна и фуст (стержень или часть колонны), двойка – арка и неф, тройка – балка и мост, четверка – стена и город, пятерка – крыша и фронтон, и так далее, до 12. Есть лестница и зиккурат, есть обелиск и площадь. Все они выбраны не случайно: с одной стороны, они опираются на пифагорейскую традицию, с другой – на архитектурное ремесло, в котором мы так или иначе живем. Это не просто словарик, архитектурный тезаурус – вот есть щеколда, а есть сандрик и интазис. Эти понятия не просто так взяты, а отождествлены с числом.
Любую из моих книжек можно развивать. До «Архитектуры советского Киева» вышла книга «Kiev Otherwhere. Киев которого никогда не было. Киев каким он был. Киев каким он мог бы быть» – продолжение «Атласа Киева». Otherwhere – новоязовское словцо: в 2013 году в Дурбане проходил архитектурный конгресс, который назывался Architecture Otherwhere – архитектура, которой нет, но которая могла бы быть. И под украинскую экспозицию мы сделали такую книжку о Киеве – Киеве, которого не стало, который мог бы быть. В ней собраны и проекты, и тексты.
Когда меня подначивают – «Борис Леонидович, вам надо рассказывать, делиться, передавать!», – я отмалчиваюсь. Если я начну передавать, превращусь в дурацкую грампластинку, в пыльных преподавателей вузов, а это очень грустная картина. Занимаясь своим пластиночным делом, они не занимаются собой. И утрачивают смысл профессии.
Может ли архитектура сделать человека счастливым? Не знаю, что ответить на этот вопрос. В книге о символах архитектуры после нумерологической части есть часть, в которой собраны технологические вещи, там изложены некоторые вопросы-ответы о том, что такое архитектура, но там нет ничего по поводу счастья.
Для меня архитектура – форма некой предельной человеческой деятельности, которая полагает человеческое предстояние перед вне-положенным. Человек становится человеком тогда, когда он задает себе вопрос: «что есть Бог?» (по большому счету) и начинает себя соотносить с вещами вне-положенными.
Архитектура стала архитектурой благодаря своим жреческим функциям, она оформляла пространство по мере приближения к святая святых.
У Киева было несколько великих архитектурных эпох. Одна из них – сталинский ар-нуво. На обложке «Архитектуры советского Киева» – правительственный форум 30-х годов, время переезда столицы из Харькова в Киев.
Во всесоюзном конкурсе участвовали выдающиеся архитекторы – Алабян, Фомин, Веснины, Алешин, Вербицкий, кого там только не было. Это был конкурс высокого накала и профессионализма. Все они в основном учились в художественной академии Санкт-Петербурга, получили прививку модернизма и авангарда и принимали решения в условиях новой задачи, пользуясь невероятно фундированным инструментарием.
Весь авангард вращался вокруг разрушения традиции, тектоники и канонов академического искусства. Но академическое образование сидело на первом поколении советских архитекторов как влитое, и они реализовывали свои проекты, оглядываясь на традицию. Для киевского Кабмина (изначально это здание проектировалось для НКВД) Фомин придумал «пролетарскую, красную дорику». В этом стиле академические формы были сведены к неким упрощенным (учитывая авангардный опыт) первоэлементам: карниз составлялся из прямых полочек, колонна лишалась интазиса, но возводилась на 10 этажей, и составлялась из барабанов, и каждый барабан был, допустим, сделан из бетона, или или рванного камня высотой четыре метра, и имел прямой ствол. Используя спаренные колонны, Фомин приводил традиционные способы видения пространства к современным запросам, когда летали самолеты, ездили танки, и Кюри работали над атомной энергией.
В «Архитектуре советского Киева» есть глава о том, как выбирали место для правительственного центра. Варианты были разные. На изломе Крещатика и Владимирского спуска, один из вариантов предполагал расположение центра на Зверинце, чуть дальше нового ботанического сада, там планировал создание правительственного центра еще гетман Павло Скоропадский. После предварительного этапа обсуждения решили вписать правительственный центр между Михайловским Златоверхим и Святой Софией. С великолепными сходами, лестницами в сторону Почтовой площади и Днепра. Лестница эта была воистину грандиозной, достойной микеланджелевых сходов к Римскому Капитолию. Все архитекторы рисовали фантастические варианты, их можно реализовать хоть сегодня, это будет очень дорого и грандиозно. И сам правительственный форум предполагал быть грандиозным, вот только почти все планы предполагали снос Михайловского. Проекты в конструктивистском стиле, от братьев Весниных, был проект великого харьковского архитектора Штейнберга в стиле, который мы можем назвать стилем ар-деко, был проект киевского архитектора Иосифа Юлиевича Каракиса, он обошел Михайловский и оставлял его в целости, редкое явление. Как мы знаем, победил другой проект, центр плавно перекочевал на Печерск.
На протяжении всего конкурса мы видим эволюцию стиля проектов, начиналось с конструктивизма, на обложке моей книги проект Чечулина, Чечулин был одним из любимых архитекторов Сталина, он давал решения на вид и на ощущения очень классицистические, напоминающие Возрождение, при этом глубинное впечатление от них было, что это какой-то Вавилон.
Здание, которое сегодня называется МИД Украины – это часть проектного решения, в плане это были здания ВКПб и Совнархоза, советская власть состояла из хозяйственной части и комиссаров. Корпус ВКПб должен был быть на месте Михайловского собора с этими же слоновьими колоннами. МИД в итоге остался один, вот посмотрите в книге есть картинка целого проекта: чем этот план отличается от национал-социализма не понятно. Летят самолеты, цвета мрачные, небо черное, все зловещее. Впечатляет, правда?
Период 30-х годов в архитектуре вульгарно называют сталинским ампиром (ни к чему не приклеивающееся, ничего не обозначающее и не объясняющее название). Это невероятно богатый, невероятно плодотворный период. Очень жесткий по накалу, очень высокий, звенящий. В 1920-х годах был осмыслен весь XX век в его перспективе, а в 30-е наступил период канонизации и обращения к прошлому, архитекторы стали делать как в известном романе об архитекторах одного советского писателя – «задача советского передового архитектора – возрождение классического наследия». Под возрождением понималось возрождение Возрождения – не Витрувия, а Палладия.
Все это происходило на страшном историческом фоне. Что описано в «Двенадцати стульях» и «Золотом теленке» Ильфа и Петрова? Почему Берлага убежал в дурдом? Потому что к ним пришла группа товарищей Одинаковых, с одинаковыми глазами, в серых костюмах, села в отдельной комнате и занялись чисткой. А чистка – это мрачно, из чисток выросли 33-й, 34-й, 37-й годы.
