Матвей Вайсберг о времени, о себе и об иллюстрациях к «Думе про Опанаса»

«Дума про Опанаса» – мой диплом 1985 года: я по специальности книжный график, и я тогда выбирал тему – книжку, которую хотел иллюстрировать. Я выбирал между Багрицким и Бабелем, и мой покойный руководитель Борис Васильевич Валуенко утвердил «Думу про Опанаса». Я ее тогда знал наизусть. И я стал рисовать: я полгода делал сухую иглу на цинке, – это невообразимо вообще-то, цинк для сухой иглы не очень годится, он твердый, в отличие от меди. Но меди у меня не было, и цинка у меня тоже не было. Цинк мне выдали в институте, а печатал я – печатать мне, на самом деле, тоже было негде и не на чем, но спасибо Александру Микловде, тоже уже покойному, – печатал я у него в мастерской. В общем, полгода я все это делал, диплом защитил, его оценили, и рецензировал его Дмитрий Горбачев после того, как его чуть не зарезали «молодые волки» из экспериментальной редакции.

Однако прошел он незамеченным: «Дума про Опанаса» в те годы – достаточно странная тема, вряд ли кто-то в той комиссии, кроме Валуенко, понимал, о чем речь и почему я ее выбрал.

В общем, эти доски у меня остались, много лет лежали, переезжали вместе со мной из одной мастерской в другую, покрывались пылью, покрывались разными наслоениями времени, цинк окислялся, где-то на него что-то капало, и я даже думал стравить эти доски и сделать на них что-нибудь другое. А потом, когда у меня появился маленький станочек, я решил: чем черт не шутит. Последние оттиски я сделал в «Маяке», в мастерской у Ани Ходьковой и Кристины Ярош.

И случилась удивительная вещь: оказалось, что время распорядилось по-своему и придало другие смыслы этим иллюстрациям (насчет поэмы – не знаю, судить не берусь: поэма сама по себе во времени, а иллюстрации – сами по себе). Следы времени – та патина, которую японцы, например, не разрешают счищать с посуды и металла, – считают это преступлением, – а здесь все это накопилось, и вот тот черный тополиный пух, который я пытался как-то показать:

…Тополей седая стая,
Воздух тополиный…
Украина, мать родная,
Песня-Украина!..

И вот теперь какими-то черными язвами этот пух проявляется, и Коган становится страшным, несмотря на то, что я, когда его рисовал, папу своего имел в виду: и портретное сходство, и характер… А Опанаса становится жалко, Котовский и Махно ушли куда-то, как-то оказывается, что это про другое, неважное, хотя… У меня дедушка воевал у Котовского. Но вот так получилось, и я сам поражен, что время так распорядилось и изменило смыслы – практически без моего вмешательства.