Снова про памятник Щорсу
Страсти вокруг каменного Щорса, похоже, утихли. Некоторое время назад исчезли стыдливые баннеры, прикрывавшие всадника на увечном коне, так что отныне он стоит на бульваре во всем своем историческом безобразии: с новым – белым копытом-протезом и с красной надписью «Кат України». Наверное, так и должно быть, – в конце концов, все, что происходило с этим памятником – тоже история: она про коммунизм, декоммунизацию, историческую память и наше отношение к знакам.
Мы тут однажды уже писали про историю этого памятника, и про то, почему все, что происходит с ним, происходит не случайно. Но вкратце повторим:
Сначала про место. До конного Щорса тут был другой памятник, пеший. Это был знаменитый памятник. – Тут, в римской тоге, наброшенной на шинель, стоял граф Бобринский. Опирался он на бронзовый рельс и глядел в сторону вокзала. Он, в самом деле, был зачинателем железнодорожного строительства, но киевляне благодарны ему не за это (вернее, не только за это). Он был первым украинским сахарозаводчиком, с него началась та самая промышленная революция, благодаря которой Киев процвел в конце позапрошлого века. И надпись на его памятнике (построенном, кстати, на собранные горожанами деньги) гласила: «Полезной деятельности Алексея Алексеевича Бобринского». Но с этим памятником связана еще одна важная вещь: он был частью городского фольклора, именем нарицательным. Тут известный феномен, описанный Еленой Рабинович, которая однажды объяснила, «почему Пушкин»[1].
Когда мы говорим: «А за квартиру кто платить будет? А лампочку кто выкрутил в подъезде?», и сами себе отвечаем – Пушкин», — речь не о солнце русской поэзии, а о памятнике. И в Одессе говорили «Дюк», в Смоленске — «Глинка с Блоньи», а в Киеве — граф Бобринский. По крайней мере, еще мой дедушка так говорил.
Так или иначе, место было «сакрализовано», и объект, который его занимал, становился городским персонажем, частью «местного пантеона». Кстати, граф Бобринский простоял необъяснимо долго: его постановили снести в 1919-м, но демонтировали лишь в 1932-м.
А дальше – история Щорса. Щорс, как известно, персонаж скорее легендарный. Культ его создавался «под заказ» на «украинского Чапаева». Именно по этому сталинскому заказу Александр Довженко снял знаменитый фильм, а народным героем красного комдива делали при содействии киевских фольклористов (и не в последнюю очередь – Виктора Петрова).
Итак, памятник символическому персонажу (символ в квадрате) в известный момент становится едва ли не главным героем символической «войны памятников». И что же на самом деле происходило, когда одни в борьбе с советским наследием требовали его снести, а другие защищали как культурное достояние? Почему одни считали, что это памятник – условный каменный всадник («в натуре» там – по другой легенде – первый президент Украины), а другие – что это сам комдив Щорс, красный комендант Киева? И писали красной краской «Кат» на его постаменте? Это про то, что символическое знание у нас недоразвито, а символическое сознание, в свою очередь, слишком живо?
Как бы то ни было, нынче Щорс вернулся. Не «живым», как было сказано в названии той волонтерской команды, что снимала баннеры, а зомби. Зомби с костяной ногой, посланцем из мира мертвых.
Матвей Вайсберг: Как мы спасали комдива Щорса
Это было 5 лет назад, в декабре 2013-го, вскоре после того, как снесли памятник Ленину на бульваре. Я был дома, дело было вечером, позвонил Леша Золотарев, скульптор, говорит:
– Нужно срочно что-то делать – хотят повалить памятник Щорсу.
А я как раз был на него зол: он очень активно выступал за снос меркуловского Ленина, а происходило это все, как мы помним, ужасно – по-мародерски. Нужно ли было его сносить, правильно ли это было – я не знаю. Сейчас я думаю, это было неизбежно. Но Ленина, в конце концов, снесли как функцию. А Щорс… это не функция, скорее, символ. Но люди были уже заражены этой разрушительной энергией, ее нужно было как-то выплеснуть, куда-то применить, и Щорс попал под горячую руку.
Я не знаю, может когда-нибудь его и стоит куда-то перенести, но, в конце концов, мы всю свою сознательную жизнь прожили с этой конной статуей на бульваре, моя школа напротив, у меня там уроки физкультуры проходили, как раз на этом участке вокруг памятника.
Короче говоря, звонит мне Леша, говорит:
– Надо что-то делать. Они тут уже собрались, уже веревку приготовили, я тут пытаюсь с ними говорить…
Я начинаю судорожно искать в Интернете, нахожу какую-то барышню, которая заведовала культурой в Правом секторе, сама она искусствовед (фамилию уже не помню). Я говорю:
– Вы же понимаете, что происходит.
Она все понимает, и в итоге получилось очень смешно: мы с Лешей так сагитировали Правый сектор, что они поехали защищать Щорса. Приехали, а там уже никого нет: не от кого защищать. В самом деле, они собрались набросить петлю на эту лошадь и тянуть как бурлаки на Волге, а она ни в какую. В общем, тогда все обошлось, но я горжусь этой историей.
—————-
[1] Елена Рабинович. Риторика повседневности. Издательство Ивана Лимбаха, 2000.
Фото: УНИАН
