Не очень длинный рассказ о том, как называли самую длинную киевскую улицу.
Вернее, – не улицу даже. Настоящая интрига именно в том, как эту длинную-длинную дорогу из города на запад – Житомир, Варшаву, короче говоря – как эту дорогу в Польшу назвать. На самом деле, это тракт, который в разное время назывался Житомирским, Киево-Брестским и, наконец, Брест-Литовским шоссе. Брест-Литовским он стал со второй половины XIX века, и под этим названием он более всего известен, вошел в киевскую историю и киевскую литературу. Хотя в самом знаменитом киевском тексте, где большая часть киевской топографии – прототипическая, он фигурирует под настоящим именем – тогда не очень долго он назывался Политехнической улицей:
«Вышел отряд на рассвете с тремя пулеметами и тремя двуколками, растянулся по дороге. Окраинные домишки словно вымерли. Но, когда отряд вышел на Политехническую широчайшую улицу, на ней застал движение. В раненьких сумерках мелькали, погромыхивая, фуры, брели серые отдельные папахи. Все это направлялось назад в Город и часть Ная обходило с некоторой пугливостью. Медленно и верно рассветало, и над садами казенных дач над утоптанным и выбитым шоссе вставал и расходился туман.»
Политехнику на Шулявке стали строить в конце 1890-х, и это был фактически пригород (но ведь и университет в свое время начали строить на пустыре, за чертой тогдашнего города).
Городская граница проходила по арке – деревянная «триумфальная арка», сооруженная в 1857-м к приезду в Киев Александра II, находилась там, где сейчас Воздухофлотский мост.
В арку упирался Бибиковский бульвар (ныне – бульвар Шевченко), а от арки начинался тракт, шоссе. Когда построили Политехнику, Шулявка сделалась частью города, пусть окраиной, но городом, и шоссе стало улицей. А проспектом бывшее шоссе и новоявленная улица стали в 1964-м, когда границы города отодвинулись практически до Старой Варшавки, и тогда выяснилось, что шоссе это как бы не город, а если это улица, то она все же слишком широка и велика. И Бульвар стал переходить («впадать») в Проспект. Собственно, все мы (кто родился до 1980-х) помним Брест-Литовский, и как по нему ходил трамвай, и помним, что Бульвар тянулся до моста, и только за мостом начинался широкий Проспект и как бы другой город.
И так было до 1985 года. В тот год простая историческая топография, которая меняла дефиниции по мере продвижения города на запад, сделалась «символической». В 1985-м реально началось то, что мы сегодня называем «победобесием» (тогда, правда, еще живы были настоящие ветераны, и их называли «фронтовиками»), и именно тогда, в год 40-летия Победы, Бульвар «обрезали», и он стал заканчиваться площадью Победы (Евбаз стал называться так в 1952-м). А Проспект отныне начинался от площади, фактически – от 40-метрового беломраморного пилона с позолоченной звездой авторства Леонида Семесюка, отца славного основателя «Жлоб-Арта». Пилон был воздвигнут тремя годами раньше и назывался «Обелиск городу-герою Киеву», но в 1985-м как-то само собой стал называться «пиком Победы», от него брал начало Проспект, и ничего что часть Бульвара так и оставалась (и остается по сей день) Бульваром, т.е. аллеей с каштанами, скамейками и кованой оградой. И тогда же, в 1985-м, исчез трамвай (один из старейших киевских трамваев, он был пущен в 1899-м и был тогда, по сути, «дачным»).
Разговоры о переименовании, вернее, о возвращении Проспекту его старого имени – «Брест-Литовский» начались зимой 2016-го, были инициированы КГГА, и в общем, возвращение Брест-Литовского казалось делом решенным. Кроме ностальгической эйфории старых киевлян, привыкших к Брест-Литовскому и всегда называвших его так и не иначе, была в этом и другая – историческая логика. Он напоминал о Брестском мире, подписанном в январе 1918 года Украинской Народной Республикой и т.н. «Центральными державами» в Брест-Литовске, – собственно, он напоминал о том, что Украина – правопреемница УНР, и в этом смысле он уже был не просто географическим свидетельством, «западным трактом», но знаковым местом на историко-политической карте. Почему этого не произошло? Почему Брест-Литовский по-прежнему «Проспект Победы»? Потому что он такой большой и переименование – слишком дорогое удовольствие (в СССР, впрочем, на это внимания не обращали)? Или проблема все в той же «исторической политике», именно в этом случае оказавшейся компромиссной и примирительной? Хотя, по идее, возвращение Брест-Литовского раздражало бы условных противников «новой топографии» гораздо меньше, чем появление на киевской карте тех или иных имен собственных.