В наших субботних чтениях новая – едва вышедшая из типографии книга Андрея Левкина «Голые мозги, кафельный прилавок». Быть может, те киевские читатели, которые не знают Левкина-прозаика, помнят Левкина-редактора (легендарный рижский «Родник») и отличного политического журналиста (помните – хотя нет – такие вещи быстро забываются, и все же… Золотой век «Полит.ру»).
Для нас, т.е. для нашего городского журнала важно, прежде всего то, что Левкин – очень внимательный городской наблюдатель, «смотритель фасадов». Он написал когда-то, что существуют две литературы: одна рассказывает, что происходит с героями, другая – описывает пространство. Так вот Левкин – про эту, другую. В его прозе вы найдете именно это: подробное освоение и обустраивание словами некоего известного, материального вполне, пространства. В процессе освоения пространство это становится, возможно, более известным, но менее узнаваемым. Оно волшебным образом преображается, хотя ничего постороннего туда вроде бы не додумано.
Добавим, что сюжет новой книги – трип, что, в общем, естественно.
Андрей Левкин. Голые мозги, кафельный прилавок. Новое литературное обозрение, 2020.
Кафе, точнее – место еды, из недорогих, называлось «Джинн». Чего уж он «Джинн» – мало ли почему. Но название влияет: там на стенах росписи как бы по теме. Не так, что именно джинн, а приблизительный этнографический колорит, окружающий тему — какой она виделась художнику или же владельцу. Не по всем стенам, а в одной из них две-три ниши, в них и размещена живопись […] Та фреска, что рядом, предъявляет сцену в помещении. Изображен его угол, вдоль обеих стен невысокие диванчики. Они примерно желтого цвета, чуть в сторону охры; на каждом есть коврик-покрывало, те — полосатые: зеленое, красное, белое. Цвета неяркие, будто выцветшие, белые полосы уже остальных. Перед одним диваном то ли низкий столик, то ли большой пуфик — тоже охристый, а на нем круглая, вроде бы вязаная салфетка. На полу возле диванов два коврика, зеленые с орнаментами (ромбы и окружности), один – прямоугольный, а другой круглый. На стенах (они розовые) две картины, на обеих изображено что-то горное. Коричнево-розового цвета пол, бордовая портьера сбоку слева, не насыщенно-бордовая, а в сторону розового – он тут доминирует. Возле дивана справа растение в кадке, что-то невысокое, потенциально пальма […] В центре, чуть левее центра, на прямоугольном ковре стоит худощавая девица. То ли миниатюрная, то ли непропорциональная интерьеру. Длинные черные волосы, длинная — в пол — светло-розовая юбка с поясом, который практически как трусы-бикини поверх юбки, выше — уже голое тело, где-то там и пупок. В тон поясу на ней что-то вроде бюстгальтера (то есть, вполне бюстгальтер, но здесь у него парадная функция). Тело, вне юбки и лифчика, бледно-розовое. Одна рука (правая) тянется к правому уху, но еще не дотянулась; можно предположить, что она хочет отвести волосы назад. Левая рука тянется вперед открытой ладонью. Рука почти прямая, согнута едва на треть. К кому обращен этот жест – не видно, но ощущается определенная коммуникация […] У них тут получилось какое-то место ложных долженствований. Нельзя понять, почему точка так названа и так украшена, она не предполагает вечерних посетителей, угара, да и распития (нет там спиртного). Названо вот так и все, такие обстоятельства. Откуда и ложное долженствование: с чем, все же, должен соотноситься «Джинн»? […] К каким чувствам должна склонять эта женщина, пусть даже если бы она была реальной — не на фреске, а если бы там некое окошко в ее жизнь? Да черт знает, у нее каких-нибудь своих дел полно, увидишь мимоходом в первом этаже чью-то жизнь, так и что?
Фотография Андрея Левкина
