К столетию со дня рождения Даниила Лидера.

Кира Николаевна Питоева просила Даниила Лидера поразмышлять над пьесой «Дни Турбиных». Он взялся за это и, на музейном собрании «сдал» макет будущего спектакля  – худсовету. Эта запись была сделана сотрудником музея Татьяной Рогозовской на пятилетие музея, 21 год назад, 15 мая 1996 года.

Лидер представил и «сдал» макет: интерьерные сцены. Стол, напольные часы, стулья, диванчик, фигурки Турбиных и их гостей. По бокам и в глубине стояло огромное количество солдатских шинелей, лишенных голов. Безголовая масса входила в интерьер. Дом был беззащитен,

безголовая солдатская сила вторгается в жизнь, ей противостоит вторая сила – слабая, но, уверен Лидер, – побеждающая. Эта сила – кузен из Житомира, Лариосик.

«Осенью мы мечтаем провести международные булгаковские чтения. И мечты сделать в музее спектакль начали воплощаться. Это – заявка. Экспозиция музея живет полнокровной жизнью, пора в этом доме начинать булгаковский спектакль. Булгаков не только писатель, но и драматург.  Это – приемка макета. Канун. Тема, важная для Булгакова, – в ожидании, на пороге», – произносит Кира Николаевна Питоева, предваряя монолог Данила Лидера.

Когда возник вопрос – что подарить музею, я очень быстро стал делать все сам, от начала до конца, своими собственными руками. То, что вы видите сейчас – это подобие макета. У нас это называется рабочая выгородка.

Давно зрела обязанность что-то сделать с «Днями Турбиных». Повода не было, обычно нигде не ставят Булгакова. А просто так – не было времени. И тут за неделю – надо сделать… Естественно, Кира была готова, а я еще раз почувствовал пьесу.

Как обычно, не сразу, возникает идея. Начинает жить, созревать, разрастаться. Потом наступает период наслаждения: зреет своя боль, родная, что-то трогательное, удивительно многогранное.

Затем она переходит в решение пространства: почему  ЭТО  самое главное, а это – не главное? Это  – счастливый период пребывания в материале. Какие-то сравнения, какие-то дальние ассоциации….Самое счастливое состояние. Одурь или Шиллер.

Все зависит от того, что пишет, не изображает, но сопереживает писатель. Как он рассчитывает на восприятие того, кто прочтет, и будет ЖИТЬ в его произведении.

Это чисто театральная особенность Булгакова, он  – активный. Это одна из тайн, которая меня, естественно, завела. Опять же Кира Николаевна. Она в нем видит писателя (драматурга), который описывает события в некоем пространстве – готовыми, не правя почти рукописи. Это многие знают, это явление какой-то колоссальной внутренней готовности автора. Я это слово люблю. Приступаешь к работе – и ты готов, и внутренне получается – попадаешь в самую-самую суть. Тащишь за тот кусочек, из которого явится истина.

Булгаков театрально видит вещи, когда он что-то делает, видит это как бы в ограниченной театральной коробочке, как бы – в макете. Я завелся на этом, по другому поводу, в «Лире», там идея, моя самая главная  театральная глобальная идея, выражена структурой коробка, потом еще коробка и так до самой маленькой коробки, можно вынуть и дойти до самой маленькой коробочки и обратно.

Театральная матрешка, коробка в коробке, суть в сути.  Как у Стелера. (Стелеровская идея трех «коробок» спектакля: каждая коробка — интерпретация. В первой «коробке» текст из реальной жизни, это — рассказ о жизни семьи в определенный момент; во второй — на уровне истории, конфликты между персонажами пьесы как отражение социальных и политических конфликтов эпохи; в третьей — на уровне общечеловеческих, или, если угодно, абстрактных ценностей, – примечание InKyiv).

В этом случае «Вишневый сад» — о летящем времени, о поколениях, сменяющих одно другое… Я выбрал четвертую «коробку», в которой, как и у Чехова, должны поместиться все три: персонажи рассматриваются в трех разных аспектах». Чехов, Булгаков, Шекспир – великие. Я работаю сейчас над этой пьесой просто для себя. Такая же история.

Я спал в мастерской, не приходя домой, мне очень хотелось слабому персонажу, малому человеку из пьесы встать и помочь. Вы его, наверно, узнаете. – Самый трогательный, самый блестяще написанный – Лариосик. Такое явление искусства, такая вера. Его хочется все время перечитывать. Как он появляется, какие обстоятельства сопутствуют его появлению. Удивительная речь. Все невпопад, все мимо. Булгаков, наверно, сам наслаждался до одурения, когда это писал. А почему?

Мне показалось, спектакль можно назвать не «Дни Турбиных», а «Лариосик».

И ему противостоит глобальная опасность. И знаете, какая опасность? – Последняя картина, когда мы все молчим и раздается пушечный выстрел. Так кончается пьеса. Когда грядет силища, которую мы испытали все, все говорили: вот слабое и умрет.

Слабое все равно побеждает. Лариосики неистребимы. Потому что это сила-сила-сила. Для меня только этим и можно спастись. Говорят, что «красота спасет мир», а я считаю, что слабые души… только ими планета и может спастись.

Слабые души – подлинно человечные, подлинно интеллигентные, не потому, что он там читал, а по своей природе, от природы, так сказать, чувствующие связи наши и космические и связи земли. Эти люди – их так мало – они так всегда ранимы, но они всегда побеждают, иначе нельзя, они должны победить. Иначе мы не выживем. Если не будет прослойки этой –интеллигентской – она сейчас вся в дырах, но если дыры не исчезнут, мы все пропадем. Это очень современно звучит. Если (этого) не будет, не созреем для этого – наше общество не наполнится смыслом высшего порядка, мы погибнем. К этому идет.

Нужно много сделать, чтобы восстановить утерянную часть человечества – как ее назвать? Мы называем – духовное, доброе, человечное, не думающее о других категориях – кроме того, чтобы нагнетать богатство, быт, бытовуху, ради этого придумывать машинерию, чтобы легче было потреблять, пухнуть от этого… Если мы духовно не воскреснем, то…

Я увидел, что Дом слабо защищен. Я его увидел как детский шарик на веревочке… И вот иголочкой проткнуть – шарик лопнет. Среда моя – которую я открою сейчас – стены прозрачные, ранимые, наивные… без защиты, а кругом – безголовые шинели… вы их сейчас увидите.

Война – это безголово. Шинели – без головы…

У меня есть две правды – правда обстоятельств и правда настоящая. И есть конфликт. Конфликт – великое слово. И великая энергия. Есть два катода, малое и великое, при соединении возникает неведомый вам и мне и никому смысл, – как столкновение несоединимых вещей. И счастье вдруг получить неведомое – ради этого есть смысл работать – в конфликте.

Уходит целый слой умирающей культуры, вместе со многими компонентами… они уходят, и больше ничего не будет… Думаю, одно из самых главных бедствий – потеря связи, ностальгия по прошлому.

Мы являемся свидетелями потери человечества. Плач по этому. Это – ушло. У Чехова – ушло, и потом все ушло. Исчезает все и остается только космическая пустота. Стоит вот эта  театральная перегородка – и ничего нет.

Почему в макете возникло стекло? Я пробовал другие материалы. Нет материала. Другого прозрачного – нет. Масштаб…Я пробовал – краски. Немного фальшивое – блеск.

Я благодарен, что вы приняли это дело… Это – ответ  на частые вопросы Киры Николаевны: «Когда же ты, наконец, сделаешь что-нибудь по Булгакову?» И это посвящается не только Булгакову, но и Кире Николаевне ( раздается всеобщее «ууу-у-у»), но и естественно, всем работникам музея.